Вероятно, от м-ра Уиндла не ускользнул бы тот факт, что атторнеи штата относятся к Энн Элизабет очень снисходительно, чуть ли не извиняются перед ней за попытку засадить ее в тюрьму. А Энн Элизабет, смущенная тем, что на нее смотрят, как на маленькую дурочку, попавшую в сети коварного Уэбстера («иначе Джо») Форда, возмущается и негодует. Сверкающие ее глаза отнюдь не гармонируют с букетиком роз, когда она гордо высказывает свой еретический взгляд на войну. Но атторнеи, почтительно выслушав ее речь, принимают эту вспышку за проявление благородных чувств особы благонамеренной, но введенной в заблуждение…
Все это в сущности мало интересовало м-ра Уиндла. Он знал то, о чем не думали взволнованные и возбужденные зрители: ведь эти двое обвиняемых не были невозмутимыми защитниками великой или обреченной на гибель идеи, нет, они являлись живыми людьми, которых смущают личные их дела. И эти личные дела их интересовали несравненно больше, чем исход процесса, ибо они приготовились к самому худшему, что могло выпасть им на долю.
И м-р Уиндл интересовался не процессом, но этой личной драмой. Конечно, он успокоился бы, если бы увидел, как идут они, счастливые, рука об руку после тягостного дня в суде. Да, должно быть, именно предполагаемая личная их драма его и волновала, когда он, больной, лежал в постели. А газеты, если бы он их читал, никаких сведений не могли ему дать.
М-р Уиндл знал только, что Энн Элизабет, Джо, Сюзэн Бивер и доктор Старкуитер заходили справиться о его здоровье. Им сказали, что он очень слаб и никого принять не может. Несомненно, так оно и было… Он понятия не имел о долгих часах ожидания в коридорах, когда присяжные за закрытыми дверями решали судьбу двух молодых людей, которые, стоя плечо к плечу у окна, мечтательно смотрели на звезды… М-ру Уиндлу известны были только заголовки двух статей, появившихся в «Ньюс-Кроникл». Статей он не читал, удовольствовавшись заголовками. Первый заголовок гласил:
ПО ДЕЛУ О ШПИОНАЖЕ МУЖЧИНА ПРИЗНАН ВИНОВНЫМ, ДЕВУШКА ОПРАВДАНА.
Второй заголовок, появившись через неделю, гласил:
ФОРД ПРИГОВОРЕН К ОДНОМУ ГОДУ И ОДНОМУ ДНЮ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ ПО ДЕЛУ О ШПИОНАЖЕ. ПО СЛОВАМ ЮРИСТОВ, БУДЕТ АПЕЛЛИРОВАТЬ, НО НАМЕРЕН ОТБЫВАТЬ НАКАЗАНИЕ В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ.
И м-ру Уиндлу сразу стало хуже.
Он догадывался, что жена и дочь сомневаются в благополучном исходе болезни. Но умирать он не хотел. Ему нужно было жить, чтобы узнать, чем все это кончится. Ночь он провел в бреду, а затем дело пошло на поправку. Родные стали поговаривать о том, чтобы отправить его в санаторий в долине Империаль на границе пустыни; в этой долине климат превосходный.
Когда он оправился настолько, что мог перенести путешествие, его увезли. Он хотел остаться в Сан-Анджело, но у него не было никаких разумных оснований откладывать поездку. В санаторий дочь прислала ему вырезку с таким заголовком:
ОПРАВДАННАЯ ДЕВУШКА ПЛАЧЕТ, КОГДА ЕЕ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ТЮРЬМУ ОТБЫВАТЬ НАКАЗАНИЕ ПО ДЕЛУ О ШПИОНАЖЕ.
Должно быть, Матильда все-таки понимала своего отца. В письме, в которое была вложена эта вырезка, она спрашивала, не выслать ли отцу его книгу — «Новую Атлантиду». И тогда он дал ей поручение: попросил отыскать заветную коробку из-под сигар, хранившуюся в надежном месте — в старом чемодане на чердаке, — и прислать ее вместе с «Новой Атлантидой». С тех пор м-р Уиндл всюду возил с собой эту коробку…
Теперь, когда м-р Уиндл заглянул в лицо смерти, родные простили ему возмутительное упрямство последних лет; он снова был принят в лоно семьи. Все старались ему услужить, и, чтобы развлечь его, м-с Уиндл организовала поездку в Лоуэлл, на родину м-ра Уиндла…. Но это путешествие, видимо, не укрепило его расшатанного здоровья. Он был все еще слаб и раздражителен. Когда заключено было перемирие, у родных возникла мысль проехаться за границу. Путешествие, несомненно, пойдет ему на пользу; жена и дочь решили ехать с ним. Дела обойной фабрики, находившейся во время войны в плачевном состоянии, шли теперь прекрасно. Да, семья имела возможность съездить в Европу.
Не будем останавливаться на путешествии м-ра Уиндла за границу. Отметим только, что ни в лондонском «Таймсе», ни в парижском издании нью-йоркского «Герольда» он не находил новостей, которые могли бы его заинтересовать.