М-р Хайк продолжал говорить о телепатии. А м-р Уиндл, не веря своим ушам, все-таки вынужден был признать, что это и есть «совещание»!
Позднее м-р Уиндл решил, что ошибся: просто м-р Хайк отложил серьезный разговор на следующий день; тогда-то и обнаружится некомпетентность м-ра Уиндла. Этот следующий день настал. За два часа до закрытия конторы м-р Хайк снова открыл заседание. У м-ра Уиндла сжалось сердце; он чувствовал себя, как преступник, которого помиловали только для того, чтобы вторично набросить ему петлю на шею. Снова м-р Хайк предложил м-ру Уиндлу превосходную сигару, положил ноги на стол и заговорил на этот раз не о телепатии, а о том, Бэкон ли написал пьесы Шекспира. О делах не сказано было ни одного слова.
Такие совещания происходили у них ежедневно.
Что касается дела, то м-р Хайк придерживался странных, еретических убеждений, которых м-р Уиндл не разделял, не зная, следует ли принимать их всерьез.
— Ничего не может быть проще, — говорил м-р Хайк, — если у вас нет конкурентов и есть спрос на товар. Нам остается только плыть по течению и не вмешиваться, когда нас не спрашивают. Если Скотти является с каким-нибудь вопросом, нужно этот вопрос разрешить — как именно, значения не имеет, — и машина снова начинает работать. Если же мы проявим к делу интерес и вздумаем навязывать покупателям наши идеи, мы оглянуться не успеем, как обанкротимся. Все сводится к тому, чтобы не вмешиваться.
М-р Уиндл знал, как отнеслись бы к таким рассуждениям Спэнги — эти суровые дельцы. Они заявили бы, что м-р Хайк упускает удобный случай стать Наполеоном обойного дела, а м-р Уиндл делает глупость, следуя его примеру. И м-р Уиндл знал, что они правы, но ни малейшего желания не испытывал стать Наполеоном. Горазда приятнее было следовать методу м-ра Хайка, а в свободное время вести долгие беседы.
Идеи м-ра Хайка слишком его увлекали, чтобы он мог относиться к ним критически. Пожалуй, более компетентный слушатель подметил бы в рассуждениях м-ра Хайка нелепую парадоксальность. Но м-р Хайк не играл словами; просто-напросто он с беспристрастием истинного философа подхватывал и отбрасывал идеи. Серьезно он не увлекался ни одной из них. В глубине души он знал, что был «старым болтуном».
Новый компаньон оказался прекрасным, чуть ли не идеальным слушателем. М-ру Уиндлу никогда не надоедали пространные рассуждения м-ра Хайка, но он был недостаточно заинтересован, чтобы вступать в спор, а м-р Хайк не любил спорить. Кроме того, м-р Уиндл не настаивал на проведении идей в жизнь, ибо относился к ним не слишком серьезно, и не протестовал, когда он перескакивал от одной темы к другой. От нового метода лечения магнетическими токами м-р Хайк переходил к толкованию снов или приступал к объяснению новой теории, согласно которой родоначальниками различных человеческих рас были обезьяны различных пород. Без малейшего сожаления забывал он о тех идеях, которые с таким увлечением обсуждал накануне.
М-р Уиндл принял своего компаньона, как дар судьбы, и никаких вопросов себе не задавал. Казалось немыслимым, чтобы дядя Джон терпел такого рода совещания; но м-р Уиндл не решился спросить своего компаньона. И никому не говорил о характере этих совещаний. Оба словно сговорились этого вопроса не касаться.
М-р Уиндл не понимал, почему фабрика работает не хуже, чем раньше, хотя теперь м-р Хайк почти все дела передал своему компаньону. Машины, показавшиеся сначала такими таинственными, уже не пугали м-ра Уиндла; рабочие свое дело знали, агенты были распорядительны, а сам м-р Уиндл с большей уверенностью разрешал вопросы, какие предлагались на его рассмотрение. Но он был глубоко убежден, что во главе предприятия должно стоять лицо авторитетное, опытный администратор и организатор, тогда как он сам таковым не был и руководствовался исключительно здравым смыслом. Тем не менее заказы продолжали поступать, и фабрика попрежнему выпускала обои. М-р Уиндл недоумевал. Жена могла гордиться им, как преуспевающим дельцом; должно быть, ее мнение разделяли и все Спэнги, но м-р Уиндл знал, что они ошибаются.
В это время в Бостоне лопнул банк отца Генри, и м-с Уиндл упросила мужа вызвать Генри в Сан-Анджело и дать место на фабрике. М-р Хайк не протестовал, и Матильда с Генри и детьми (теперь у них было пять человек детей, и все девочки) поселилась в большом доме. М-р Хайк великодушно назначил Генри главным управляющим и посадил его за огромный стол в конторе. М-ру Уиндлу он, улыбаясь, сказал: