Он прослушал доклад о какой-то новой религии. Целый час стоял он, словно пригвожденный к месту. Прохожие останавливались, смеялись и шли дальше, но м-р Уиндл не покидал своего поста. Нельзя сказать, чтобы он серьезно интересовался религиозными вопросами; жена давным-давно оставила надежду затащить его в церковь, но он привык слушать отвлеченные рассуждения, и в сущности ему было все равно, какой именно вопрос обсуждается.
Явился он и на следующий вечер и прослушал лекцию о социализме. А когда оратор умолк, м-р Уиндл присоединился к соседней группе и с неменьшим удовольствием стал слушать доклад о «рациональной диэте» — иными словами, о питании орехами и сырыми овощами. Ему и в голову не приходило перейти самому на такую диэту, он довольствовался тем, что слушал.
С тех пор м-р Уиндл каждый вечер появлялся в сквере. С полным беспристрастием выслушивал он самых разнообразных ораторов. За лето он перевидал целые полчища их; кое-кто из них страстно излагал свою точку зрения на войну, которая все еще тянулась в Европе; похоже было на то, что и Америка примет в ней участие. Войной м-р Уиндл не особенно интересовался: для него эта тема была мучительной и слишком «реальной», он предпочитал другие, хотя случалось, что ораторы высказывали о войне мысли достаточно оригинальные, чтобы его увлечь. Впрочем, какая бы тема здесь ни затрогивалась — война ли, политика или религия, — ораторы почти всегда развивали точку зрения необычную и странную; ведь защитники старых идей имели возможность говорить с кафедры и трибуны или писать в газете; им не нужно было взбираться на ящик из-под мыла и обращаться к толпе зевак.
После речи обычно начинались прения. Всегда находились два-три человека, которым было что сказать, а остальные собирались в кружок и слушали. Затем толпа расходилась по домам, и только небольшая кучка оставалась до конца прений. М-р Уиндл никогда не участвовал в диспутах. Приходил он сюда только для того, чтобы слушать.
Прошло лето, наступила осень, а м-р Уиндл по-прежнему появлялся по вечерам в сквере. Карман его пальто был оттопырен — он все еще носил с собой книжку, которую надеялся когда-нибудь прочесть, хотя до сих пор мог одолеть только несколько страниц. Жена и дочь отказались от попытки удержать его дома; в конце концов они давно уже привыкли к его отсутствию. Но м-с Уиндл сказала ему:
— Глупо толкаться в сквере, это тебя до добра не доведет. Пустая трата времени — слушать этих болтунов!
М-р Уиндл, не возражая по существу, упрямо продолжал посещать сквер.
— Это, знаете ли, его слабость, — извиняющимся тоном говорил Генри соседям.
М-р Уиндл был почтенным старым дельцом, и каприз его мог показаться несколько странным, но, впрочем, безобидным. Во всяком случае Генри был рад, что старик не является в контору.
В ту осень м-р Уиндл простудился и неделю просидел дома. Когда он, наконец, снова явился в сквер, там разыгрывалась сцена драматического характера. М-р Уиндл не читал газет и, всегда витая в облаках, не следил за событиями, — вот почему он был совершенно не подготовлен к тому, что происходило.
Сквер имел необычный вид. Только в одном углу собралась большая толпа, и оттуда доносились гневные крики. Обычно среди слушателей, всегда благодушно настроенных, преобладали бедняки, но сегодня слушателями были несомненно люди зажиточные; казалось, что-то их раздосадовало, но в то же время они наслаждались каким-то зрелищем. М-р Уиндл прислушался, но голос оратора до него не долетал; время от времени из толпы вырывались крики, свистки, хохот и насмешки. М-р Уиндл недоумевал, но не мог разглядеть, что происходит. Пробираясь сквозь толпу, он неожиданно наткнулся на полисменов, которые образовали цепь и удерживали толпу, чтобы не остановилось движение на улице, прилегающей к скверу. Еще несколько полисменов охраняли полицейский фургон, к которому в этот момент тащили какого-то человека. Это был крупный, грубоватый на вид парень, и м-р Уиндл предположил, что произошла уличная драка. Но через секунду к фургону подвели второго парня, затем третьего, а толпа одобрительно гудела. Один из полисменов, добродушный ирландец, обратил внимание на м-ра Уиндла.
— Хотите поглядеть, что здесь творится? — спросил он. — Я вас пропущу.
И м-р Уиндл очутился в первом ряду зрителей, отделенный от толпы цепью полисменов, которые размахивали дубинками. Около ящика из-под мыла стояла группа молодых людей, державших знамя с лозунгом: «Свобода слова». В эту минуту полисмен стащил с ящика коренастого юношу, который хотел произнести речь, но не успел сказать и двух слов. Толпа разразилась хохотом. Другой полисмен повел оратора к фургону, а от маленькой группы отделился какой-то подросток и поднялся на ящик. Полисмен стоял рядом и ждал.