Значит, они говорили об этом… о нем говорили! Восхищались им! М-р Уиндл был смущен и взволнован. Его опьяняла мысль, что эти люди восхищались его храбростью…
— Да, Пит-Деревянная Нога догадался, — задумчиво протянул Майк. — Бедняга… он вышел из игры….
— Как? Что с ним случилось? — осведомился м-р Уиндл.
— Убит в Ситтле… Участвовал в столкновений с полицией, — ответил товарищ Джонсон.
И м-ру Уиндлу рассказали, как погиб Пит.
— А шведа Оскара вы помните? Он был тогда с нами. Тоже умер. Убит в тюрьме, в долине Сакраменто.
— И Скотти умер, — сказал кто-то.
— Да, я помню их… — отозвался м-р Уиндл.
Он знал, что не заслуживает восхищения этих юношей. Они сражались за дело, в которое верили, и во имя этого дела умирали. А он попал в их компанию случайно — в тот вечер он повиновался какому-то непонятному импульсу. Ему хотелось им объяснить, что произошло недоразумение, но по обыкновению он не находил слов. Он был сконфужен и пристыжен.
Пришли еще несколько человек; м-ра Уиндла им представили и снова рассказали всю историю. А он все острее ощущал фальшь своего положения, нелепость своих претензий на содружество с ними. Эти юные герои принимали его, как товарища. Хотел бы он иметь право на их дружбу, но он знал, что права этого он не имеет. Положение было затруднительное… А если разговор затянется, они его раскусят, поймут, что он — трус, и будут презирать. Нужно поскорей уйти.
Улучив удобный момент, м-р Уиндл распрощался с ними и каждому пожал руку. Они просили его навещать их, а он дал слово, но не намеревался его сдержать. Он хотел отрезать себя навсегда от приключений той ночи.
Нет, вторично он сюда не придет: не нужно портить воспоминание о радушном приеме. В следующий раз они захотят узнать, что́ он в сущности собой представляет… и узнают правду. Нет, больше он не посмеет к ним итти… Но воспоминание об этом приключении он сохранит до конца жизни.
В тот вечер он нашел у себя в кармане билет на бал «Красной зари». Сегодня четверг, а бал назначен на субботу… Конечно, он не собирался итти, но билет сохранил. На следующий день он снова и снова возвращался к мысли, которую считал нелепой. Эти юноши будут на балу… конечно, со своими возлюбленными. Мысленно он представлял себе, как они танцуют под музыку, а он сам обретается где-нибудь на заднем плане и благосклонно на них посматривает. Да, приятно было бы посмотреть, как ребята веселятся. А почему бы не пойти? Ему казалось, что он имеет право в последний раз взглянуть на них. В конце концов, ведь, он сидел с ними в тюрьме! Да, хотя это и произошло случайно и нелепо, но факт остается фактом: ту ночь он провел с ними в одной камере. Что-то общее у них было. Вместе с ними он пел и страдал. Он лежал в объятиях Оскара, а голова его покоилась на пальто Пита. Это была реальность, о которой нельзя забыть.
Может быть, он все-таки пойдет на бал «Красной зари»…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ЕГО НОВЫЙ МИР
Вечер бала запомнился м-ру Уиндлу, как событие еще более туманное и нереальное, чем ночь, проведенная в тюрьме. Юный его приятель Майк наткнулся на м-ра Уиндла в вестибюле и потащил его в бар, прилегающий к танцовальному залу. Здесь он познакомился с молодыми людьми, которые дружески хлопали его по спине и предлагали выпить вместе. Он был глубоко убежден, что недостоин их дружбы, и это убеждение окрепло, когда он едва не захлебнулся крепкой виски, после чего ему удалось улизнуть от веселых ребят. Когда прошло головокружение, — дело в том, что м-р Уиндл не привык к крепким напиткам, — он пробрался на балкон, уселся в свободной ложе и стал смотреть вниз, на танцующих.
М-р Уиндл давно уже перестал обращать внимание на внешний мир и, следовательно, понятия не имел о том, как развлекаются американцы. Во втором десятилетии нового века в Америке, благодаря завоеванному досугу и материальному прогрессу, вспыхнуло увлечение танцами и негритянской музыкой, в костюмах преобладали варварские цвета, возродился невинный языческий культ тела. А м-р Уиндл ровно ничего не знал б том, как изменился мир с семидесятых годов прошлого века. Он был совершенно неподготовлен к тому, что видел, словно из семидесятых годов сразу попал в век двадцатый. Но в 1876 году такое зрелище не могло бы шокировать молодого м-ра Уиндла, и в 1916 году оно не шокировало м-ра Уиндла — старика.