Перед ним словно развертывались фантастические сцены, о каких он, быть может, мечтал в те тусклые годы, когда продавал турнюры. Втайне он всегда возмущался спеленутыми и изуродованными женскими телами… А эти девушки — девушки его грез — носили свободные костюмы, подчеркивающие линии красивого тела. М-р Уиндл смотрел на них, словно зачарованный. Он не задавал себе вопроса, сон это или явь, но все казалось ему нереальным. Музыка убаюкивала его, отрывая от мучительной реальности. Это волшебное зрелище — так же, как беседы с Кристофером и день, проведенный с Адой, — ничего общего не имела с реальной жизнью. Сейчас осуществлялась мечта его юности, развертывалась сказка из «Тысячи и одной ночи», и никаких вопросов у него не возникало. Он был готов ко всему…
(Конечно, м-с Уиндл сказала бы, что стыдно человечку в его летах напиваться в публичном месте, а затем она бы прибавила, что всегда этого ждала.)
Время шло. Около полуночи в ложу, где сидел м-р Уиндл, вошла компания молодежи. М-р Уиндл хотел уйти, но высокий, добродушный на вид человек, назвавший себя м-ром Вульвертоном, попросил его остаться и, узнав его фамилию, любезно сказал:
— Я слышал о вас от мальчиков. Я — их адвокат.
Обращаясь к молодым девушкам, вошедшим вместе с ним в ложу, он рассказал о приключении м-ра Уиндла, как о каком-то героическом поступке. М-р Уиндл попытался объяснить, что произошло недоразумение: выступил он совершенно случайно, сам не зная, зачем это делает…
Не будь м-р Уиндл опьянен волшебными грезами, казавшимися реальностью, — то, что затем произошло, было бы ему в высшей степени неприятно. М-р Вульвертон привел людей из соседних лож познакомиться с м-ром Уиндлом, а те, в свою очередь, привели знакомых, так что втечение двух часов м-р Уиндл как бы принимал гостей. К нему обращались, как к знатной особе, но м-р Уиндл нимало не был огорчен нелепым недоразумением. Все был сон — волшебный сон. Этот мир слишком прекрасен, чтобы быть реальным… должно быть, в мире грез принято восхищаться самыми нелепыми и безумными поступками! Когда люди подходили и знакомились с ним, м-р Уиндл держал себя скромно, но любезно, и охотно соглашался повидаться с ними еще раз. Несомненно, он был гвоздем вечера.
Среди тех, кто вошел в ложу м-ра Уиндла, находился репортер Уэбстер Форд, которого называли попросту Джо. Быть может, в профессии репортера есть что-то безответственное и мальчишеское, потому что их до конца жизни считают «мальчишками». И на Джо смотрели, как на мальчика, хотя ему было под тридцать лет; впрочем, он держал себя с мальчишеской развязностью и выглядел моложе своих лет. Он был репортером «Ньюс-Кроникл» и втечение последних месяцев присутствовал по обязанности на всех радикальных митингах и знакомился с радикальными группами. Тогда — осенью — он находился в сквере и видел, как м-р Уиндл влез на ящик из-под мыла и был арестован. Джо хотел дать в газету очень забавную заметку о «старом фанатике», каковым считал м-ра Уиндла, но что-то — быть может, инстинкт журналиста — подсказывало ему, что он, в сущности, не понял м-ра Уиндла, и правда значительно интереснее его догадок. Как бы то ни было, но Джо разорвал заметку и написал другую, в которой не упоминал о старике. Сегодня, услышав в баре о м-ре Уиндле, он отправился на поиски. Из слов Вульвертона он понял, что инстинкт его не обманул: правда окажется значительно занятнее его журналистских измышлений. Если верить м-ру Вульвертону, м-р Уиндл был самым заурядным, ушедшим от дел коммерсантом, который понятия не имел о том, чем грозило ему выступление в сквере. Джо, пожелавший познакомиться с м-ром Уиндлом, увидел симпатичного, казалось, слегка подвыпившего старика, который с большим удовольствием принимал поздравления тех, кого он, должно быть, привык считать приверженцами свободной любви и опасными бомбистами. Странно, что этот человек, едва не отправившийся на тот свет после ночи, проведенной в тюрьме, вздумал притти на этот бал, чтобы повидать своих товарищей по камере. Ну что ж, размышлял Джо, такова уж человеческая натура; на эту тему можно было бы написать интересный рассказ, нужно ее запомнить… А со стариком стоит поближе познакомиться… Пожалуй, он пьян, но все-таки остается непонятным, почему он так горячо пожимает ему руку, называет его Крисом и говорит: «Так, значит, ты уцелел на войне… А меня уверяли, что ты убит»…. И почему он таинственно ему шепчет: «И Ада здесь… во всяком случае была недавно. Кажется, она меня не видела. Ты не знаешь Ады, но я тебе о ней расскажу. Не уходи, Крис… я так долго тебя ждал… Останься здесь, и когда все эти люди уйдут, мы с тобой побеседуем, как в былые времена».