— Нет, но он, видимо, хотел, чтобы она подала благой пример. Он, знаете ли, считает ее своей протеже, — презрительно добавила мисс Бивер.
— Ну, конечно! А я ее считаю своей протеже. Все мы смотрим на Энн Элизабет, как на нашу протеже, — с улыбкой сказал доктор Старкуитер. — Мне говорили, что бал удался. Жаль, что я не мог пойти.
— Да, бал был великолепный. А Сэнфорд находит, что мы заражены пороками праздных богачей.
— Да, таково его мнение, — отозвался доктор Старкуитер. — Если мы когда-нибудь станем людьми свободными и счастливыми, боюсь, что Сэнфорд будет возмущен нашей безнравственностью! А верно ли, что он перешел на сторону проповедников войны?
— О, да! Ha-днях я получила от него еще одно письмо. Он пишет, что его волнует и тревожит антимилитаристическая деятельность Энн Элизабет в Рамоне. Пытается мне объяснить, что настоящая война не похожа на все другие войны, ибо это — война за демократию. Он утверждает, что все радикалы должны подчиниться руководству великого идеалиста, президента Вильсона!
Доктор Старкуитер откинул голову и захохотал.
— Да, когда человек бежит за стадом, он готов верить, чему угодно, не так ли? Но почему Сэнфорд не одобряет работы Энн Элизабет в колледже? Ведь она борется только за свободу слова. А он еще верит в свободу слова, не правда ли?
— Должно быть. Но он беспокоится за Энн Элизабет. По его словам, она так молода и опрометчива, что непременно сделает какой-нибудь промах и попадет в тюрьму.
— Да, — серьезно сказал доктор Старкуитер, — я ему сочувствую. Мы должны позаботиться о том, чтобы наша Энн Элизабет в тюрьму не попала.
Пока они беседовали об Энн Элизабет Лэндор, м-р Уиндл старался оживить в памяти некоторые сцены. Значит, в тот вечер в сквере, когда он так неожиданно влез на ящик из-под мыла, в толпе действительно стояла белокурая девушка и аплодировала ему! И вчера она была среди танцующих, одетая в яркий свободный костюм. Она хотела встретиться с ним. Он знал, что не достоин ее, и все-таки мысль о встрече была ему приятна. Она придет сюда в одно из воскресений, и он может с ней познакомиться… Пожалуй, он не хотел этой встречи. Слишком он был уверен в том, что не заслуживает ее восхищения. Она в нем разочаруется. По правде сказать, м-ру Уиндлу хотелось остаться в ее глазах героем. А если она еще раз его увидит, правда ей откроется… Но он не видел оснований, почему ему не пойти к Сюзэн Бивер и не побеседовать об этой девушке. Какой номер ее телефона?.. Ах, да!.. Уилшайр, 1 507. Нужно будет зайти к ней как-нибудь вечерком…
Так вступил м-р Уиндл в новый мир — маленький мирок, где люди живут иной жизнью, иными интересами, чем огромное большинство людей. В этот маленький мирок входили различные группы; у каждой группы были свои интересы, свои идеи; одна группа враждовала с другой, и тем не менее было у них что-то общее, ибо от внешнего мира их отделяла стена. За последние два года сказывалось на этом мирке влияние европейской войны, а также давал о себе знать рост милитаризма в Америке. Люди, легко поддающиеся такого рода влияниям, покинули или готовы были покинуть маленький мирок; но у них нашлись заместители. То были одинокие люди, которые не могли кричать «ура» вместе с толпой, не верили газетным измышлениям, чувствовали себя отрезанными от внешнего мира, от друзей и родных и, вступая в этот маленький мирок, искали сочувствия и утешения. В зависимости от темперамента, одни называли себя социалистами, другие — пацифистами; были и такие, которые, не подчиняясь никаким программам, называли себя либералами или радикалами, и этим довольствовались.
Из всех этих пришельцев м-р Уиндл был, пожалуй, самым оригинальным, ибо не рост милитаризма в Америке побудил его искать здесь убежища. Втечение долгих лет старался он завоевать себе место в мире. Так дожил он до старости, и неожиданно убедился, что попрежнему одинок и от мира отрезан. Смутно мечтал он о таком мире, в котором и он мог бы жить счастливо, и совершенно случайно он в этот мир попал… Новый мирок казался ему молодым и прекрасным. М-р Уиндл и не помышлял о том, чтобы его критиковать или составить себе более или менее реальное представление о нем.
Слишком долго он был одинок, а теперь у него явилась возможность общаться с людьми, чуждыми тому внешнему миру, который его пугал и казался ему таким странным. Он с любопытством прислушивался к их разговорам, но в сущности оставался равнодушным к их доктринам и сочувственно кивал, когда собеседники развивали самые противоречивые идеи. Он не улавливал разницы между социализмом и анархизмом, между пацифизмом и пролетарской революцией. Эти идеи его увлекали, поскольку он мог их понять, а понимал он смутно. Он не думал, что они могут как-либо повлиять на непоколебимый внешний мир. Нет, то были волшебные грезы, принадлежащие тому миру четвертого измерения, в котором он чувствовал себя счастливым.