Выбрать главу

В это воскресенье Джо снова привел его к чаю, и старик обрел наконец дар речи. Когда Китти стала его расспрашивать, о собрании у м-с Пэдж, на котором они только что присутствовали, он с энтузиазмом заговорил об Энн Элизабет… М-р Уиндл по рассеянности упустил из виду, что не всем известно, кто такая Энн Элизабет. Несколько раз повторял он это имя, и наконец Китти встревожилась. Что-то происходило в этом неведомом мире, в котором вращается ее муж, что-то, угрожающее ей, Китти, а странный старик, почему-то ее не взлюбивший, знал это и радовался. Китти почудилось, что счастью ее угрожает какая-то неведомая опасность. Когда м-р Уиндл ушел, она задала вопрос — задала небрежно, между прочим, ей не хотелось, чтобы Джо считал ее ревнивой женой.

— Энн Элизабет — сторонница радикализма, — ответил Джо, — а м-ру Уиндлу вздумалось почему-то разыгрывать роль ее отца. Ее фамилия Лэндор.

— Она хорошенькая? — задумчиво спросила Китти.

— Да, пожалуй. Худощавая блондинка.

— А что она собой представляет?

— У нее буйный темперамент, — с улыбкой сказал Джо. — Она сражается с полисменами.

— Суфражистка?

— Да, но не только суфражистка. Должно быть, она наизусть знает «Коммунистический манифест».

Немного спустя Китти задала еще один вопрос:

— Джо, ты бы хотел, чтобы я больше знала о политике?

Конечно, она не сомневалась, что он полюбил ее такую, какой она была. Нимало не интересуясь вопросами политики и умышленно их игнорируя, она ценила только личную жизнь и умела ей отдаваться. Джо в шутку называл ее очаровательной язычницей, но Китти не понимала, почему она — «язычница», и просила не называть ее так при посторонних людях. Они были женаты уже пять лет… Быть может, теперь Джо захотелось чего-то другого… Да, у него были кое-какие странности. Китти решила узнать…

Обычно Джо только смеялся в ответ на такие вопросы, — вопросы, порождаемые ее боязнью. Дело в том, что о самого начала она не верила в прочность своего счастья. До сих пор Джо всегда умел ее убедить в том, что она — маленькая дурочка и бояться ей нечего… Но сегодня он на секунду замялся, а затем ответил с необычной серьезностью:

— Не все ли равно, Китти, хочу я этого или не хочу? Человек остается таким, каков он есть, и не может измениться в угоду другому.

— Нет, может, если любит сильно, — возразила она.

Он улыбнулся.

— Значит, ты так сильно меня любишь?

Она энергично кивнула головой.

— Ну, хорошо, котенок! Если я когда-нибудь захочу, чтобы ты изменилась, я тебе скажу. А пока ты мне нравишься такая, как ты есть!

Это она и хотела услышать. Но ей нужно было задать еще один вопрос.

— Почему ты меня любишь, Джо?

— Потому, что ты — такая очаровательная маленькая язычница!

Опять это слово… Однажды она очень серьезно его опросила: —«Неужели ты действительно считаешь меня язычнецей?» А он удивил ее своим ответом: «Конечно! Ведь ты же — язычница!»

Некоторым словам Джо придавал какой-то особый смысл, — она это знала, и подозревала, что под этим словом кроется что-то другое, не очень лестное. И теперь, когда Джо со смехом ее обнял, она надулась и сказала:

— Я не хочу, чтобы ты меня так называл, Джо.

— Почему?

Но стоило ли отравлять счастливую минуту нелепым спором?

— Потому! — ответила она, подставляя ему губы.

Но в ту ночь у нее был кошмар, и она горько плакала во сне, так что Джо коснулся ее плеча и разбудил ее. Она не могла бы ему рассказать, что ей приснилось. Секунду ей было очень страшно, а потом она окончательно проснулась и забыла свой сон. Кажется, ей снилось что-то о ее детстве…

Китти не любила говорить Джо о своем детстве… не любила об этом думать. Она ему сказала, что ее отец был профессором университета, и это была правда. Но он лишился места и сбился с пути, когда она была совсем маленькой. Семья страшно нуждалась, пока старшие девочки — братьев у Китти не было — не подросли. Отец большей частью сидел без работы; лишь изредка удавалось ему получить место простого рабочего, но удерживал он его за собой ненадолго. Иногда в поисках работы он уходил из дому, но денег семье не посылал. Не раз приходилось им голодать. Наконец он ушел и больше не вернулся, а мать с горечью сказала детям, что отец их бросил и стал бродягой.