Энн Элизабет почувствовала к нему жалость. Право же, он был слишком хорош для новообращенного. Почему не сидит она рядом с ним? Одно разумное слово рассеяло бы чары. Но она могла только следить беспомощно за его духовным падением. Невольно он привстал, потом взял себя в руки и снова опустился на скамью. Но это движение не ускользнуло от Джима Уэлчмена, который, указывая на него пальцем, крикнул:
— Ты! К тебе я обращаюсь! Ты хочешь притти, но что-то тебя удерживает. А я говорю, что удерживает тебя дьявол! Я тебя призываю, Христос тебя призывает, мать твоя тебя призывает! Не сопротивляйся! Иисус зовет тебя. Не противься ему, мальчик. Иди, говорю я тебе! Иди… мы ждем! Не медли! Встань! Подойди сюда!
Молодой человек привстал и с отчаянием осмотрелся по сторонам, словно взывал о помощи. Энн Элизабет пристально на него смотрела, и он встретил ее взгляд. Сказать ему она ничего не могла, но в этот момент ее осенило вдохновение: она подмигнула ему, подмигнула шутливо, насмешливо. Снова он сел на скамью. Навождение прошло! Он даже не слышал, что говорил ему ревивалист. Одна шутливая гримаска девушки вернула ему рассудок, а ревивалист обратил свое внимание на других слабовольных слушателей. Юноша с благодарностью посмотрел на Энн Элизабет, улыбнулся ей и покинул собрание, чтобы вернуться к цивилизации. Когда ревивалист в конце проповеди заговорил об Иисусе и американском флаге, Энн Элизабет тоже ушла с митинга… Джим Уэлчмен дал знак флейтисту сыграть «Звездами усеянное знамя» и крикнул:
— Пусть встанут все те, что хотят сражаться за Христа и родину!
Все встали. Больше им ничего не оставалось делать. На следующий день газеты будут трубить об этом митинге, как о триумфе патриотизма и евангелия. Энн Элизабет презрительно удалилась.
Дома она сделала подробный доклад отцу и была награждена радостной улыбкой… Снова он смотрел на нее, как на «дочь атеиста», которою всегда гордился!
И отец и дочь радовались примирению.
В начале июня на долю м-ра Уиндла выпало принять важное решение, от которого зависело будущее Энн Элизабет… На один из митингов доктора Старкуитера явились патриотически настроенные солдаты национальной гвардии и стали избивать слушателей. Позвали полицию положить конец побоищу, и, как и следовало ожидать, доктор Старкуитер был арестован и обвинен в нарушении общественного порядка.
Произошло это во вторник, а в пятницу вечером доктор Старкуитер был выпущен на поруки, и у него в доме собрались члены комитета «Общества борьбы за мир» обсудить дальнейшую деятельность общества в том случае, если — что казалось весьма вероятным — доктор Старкуитер будет приговорен к тюремному заключению. Объектом обсуждения была также Энн Элизабет. Давно уже порешили, что она по окончании колледжа — иными словами, через неделю — займет место помощницы доктора Старкуитера. Но если доктора посадят в тюрьму, то ответственность за организационную работу целиком ляжет на нее. В компетентности ее никто не сомневался, она уже показала себя в Рамоне талантливым организатором. Но члены комитета — пожалуй, с некоторым опозданием — стали колебаться, можно ли впутывать совсем молоденькую девушку в такое опасное дело, грозившее тяжелыми последствиями.
В тот вечер Энн Элизабет вернулась домой из Рамоны, но о собрании ее не известили, потому что хотели обсудить вопрос в ее отсутствии. А вопрос был к тому же и щекотливый, потому что никто не хотел обидеть Энн Элизабет. Под каким предлогом могут они отказаться от ее услуг? И кто, если не она, будет вести дела О. М., пока доктор Старкуитер сидит в тюрьме? Наиболее подходящим был товарищ Натан, социалист, но неважный организатор — он слишком любил теоретизировать и настаивать на своем. Конечно, он поссорится с сотрудниками, когда начнет разбирать теорию Маркса. Нет, он не подойдет. Но стыдно привлекать Энн Элизабет…
Доктор Старкуитер, м-р Вулвертон и Сюзэн Бивер очень нерешительно высказывали свое мнение. М-р Уиндл, тоже присутствовавший на собрании, молчал. Обычно его мнения никто не спрашивал, потому что ему нечего было сказать. Но Сюзэн неожиданно повернулась к нему и спросила:
— А вы что думаете, м-р Уиндл?
Как ни странно, но м-р Уиндл ответил, не задумываясь.
— Обычно арестовывают ораторов, — сказал он. — А если у Энн Элизабет не будет работы в комитете, она начнет выступать на митингах, и никто не сможет ее удержать. Мне кажется, бюро О. М. — самое безопасное для нее место.