— А вы не знаете?
— Нет. Я думал, что вы знаете!
— Несколько человек должны сохранить рассудок, когда мир сходит с ума, — сказала она.
Но Джо пришлось по вкусу быть адвокатом дьявола.
— Но разумно ли, — спросил он, — отдавать все силы совершенно бесполезному делу, когда мы могли бы наслаждаться жизнью?
— Я наслаждаюсь, — возразила она. — А вы разве скучаете?
— О, нет! — расхохотался он. — Я веселюсь от всей души. И, быть может, в этом разгадка. Каждый человек веселится посвоему. Один идет на войну, другой делает деньги, третий…. — встречаются и такие — провозглашает истину, когда никто не хочет его слушать.
— Достаточно мы болтали, — сурово сказала Энн Элизабет, протягивая ему новую пацифистскую книгу. — Она вам даст материал для листовки. В ней есть хорошие мысли.
И она вернулась к своей работе.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПУТЬ ЭНН ЭЛИЗАБЕТ
Энн Элизабет сидела в своей комнате в доме м-с Пэдж и писала письма. Только что окончила она письмо Дэву Бёрслею во Францию и теперь писала одному молодому противнику войны, находившемуся в лагере.
Дэв находился в одном из тех первых маленьких отрядов, которые были отправлены на помощь союзникам вместе с обещанием прислать в самом непродолжительном времени еще миллион солдат. Энн Элизабет остро, но отнюдь не как патриотка, интересовалась судьбой этой одинокой горсточки молодых американцев; Дэв в своих письмах драматически изображал их положение. Одной из его обязанностей являлся просмотр писем тех солдат, которые находились в его отряде, но писем Дэва никто не просматривал, и они давали полное представление о состоянии маленького отряда, о стратегическом положении и о том, что грозит через день или два, если не придет ожидаемое подкрепление. Конечно, он ей писал об этом для того, чтобы она устыдилась своей пацифистской деятельности. А она в ответ посылала ему полные отчеты о подвигах его единомышленников-патриотов в Сан-Анджело и других городах, о преследованиях, каким подвергались те немногие, что верили в свободу. Конечно, не он был в этом виноват, но их отношения всегда окрашены были воинственным задором, и если Дэв от него не отказывался, Энн Элизабет готова была следовать его примеру. Конечно, ее сообщениям он особого значения не придаст. Такова война, скажет он, и нужно поскорее с ней покончить, чтобы вернуться к нормальной жизни…
Казалось, Дэв не сомневался в том, что мир немедленно придет в «нормальное», как он выражался, состояние, как только эта маленькая бойня благополучно завершится. Энн Элизабет знала, что, размышляя о своем собственном нормальном существовании, он имеет в виду тихую супружескую жизнь с ней. Она очень сомневалась в безболезненном переходе всего мира к нормальному состоянию, а что касается ее самой, то надежды Дэва были нелепы!
В настоящее время между ними установились несколько странные отношения. Казалось, что он с ней обручился, но в сущности они ведь не были обручены! Когда они торопливо прощались перед отъездом его во Францию, о любви не сказано было ни одного слова. Неожиданно она получила от него телеграмму: «Ради всего святого будьте сегодня вечером дома». Вечером он с букетом роз вбежал к ней в комнату и воскликнул:
— Я успею только попрощаться с вами… первым же поездом я возвращаюсь в лагерь!
Но перед уходом, он, стиснув руки, наклонился к ней, и вид у него был такой, словно он хотел не поцеловать ее, а схватить за плечи и хорошенько встряхнуть.
— Я такой неуклюжий и рослый, что пули вряд ли меня пощадят. Но помните, если я вернусь целым и невредимым, я женюсь на вас!
С этими словами он выбежал из комнаты.
Она ничего не успела ответить, она была убеждена, что он задаст ей встряску, и вызывающе засмеялась, чтобы скрыть страх. Вряд ли этот инцидент можно было считать помолвкой. В письмах он этого вопроса никогда не поднимал, и она также его игнорировала, но знала, что Дэв считает себя связанным с нею. Ну, а она, во всяком случае, не считала себя с ним связанной. Раз он в письмах никаких требований ей не предъявлял, — ссориться из-за этого не стоило. В сущности Энн Элизабет убеждалась, что воинственный пыл ей не нужен, пока Дэв находится на приличном от нее расстоянии. В письмах она попрежнему спорила с ним, но некоторые ее дружелюбные фразы могли доставить утешение не слишком требовательному молодому человеку, находящемуся в окопах.
Окончив письмо Дэву, она стала размышлять о том, что ответить другому корреспонденту — убежденному противнику войны. Это нужно было основательно обдумать…