— А если она неизбежна, то почему же вы против нее восстаете? — ворчливо спросил его Поль Чэмберс.
— Оппозиция вызвана теми же условиями, какие привели к войне, — ответил м-р Паркинс, гордясь своей логикой.
— Незачем преклоняться пред неизбежным, — вмешалась м-с Срууп. — Война может быть неизбежна, и тем не менее нелепа.
— Или бесчестна, — заметила, мисс Хайлэнд. — Всякая война бесчестна.
— Беда наша в том, — сказал товарищ Сильверман, — что мы никак не можем сговориться до конца. Сейчас мы довольствуемся тем, что называем себя пацифистами, но скоро некоторые из нас от этого наименования откажутся. Подождите и увидите, что будет, когда большевики в России двинут войска против капиталистов!
— Во всяком случае, — сказала м-с Срууп, — все мы верим в красоту, добро и свободу.
— Ну и платформа! — расхохотался товарищ Сильверман. — А ведь мы называем себя революционерами!
— Как же, осмелюсь спросить, вы нас назовете? — с большим достоинством осведомился м-р Паркинс.
— Милыми, благонамеренными, любезными, сумасбродными, безобидными энтузиастами, — с горечью ответил товарищ Сильверман.
— Вы совершенно правы, — тотчас же согласился с ним Поль Чемберс.
— Нечего сказать — веселенькая собралась компания! — расхохоталась Энн Элизабет. — Что касается меня, — я намерена сговориться по междугородному телефону относительно митинга милых, благонамеренных, сумасбродных и безобидных энтузиастов. Прошу всех замолчать.
М-р Уиндл, понимая, что вся эта публика отнимает у нее время, хотел потихоньку выскользнуть из комнаты, но Энн Элизабет его поманила.
— Я еще не видела сегодня доктора Старкуитера, и мне бы хотелось на полчаса заглянуть в тюрьму. Вы ничего не имеете против того, чтобы заменить меня в бюро? Через несколько минут здесь откроется митинг христианских пацифистов. Скажите им, чтобы они располагались, как дома.
М-р Уиндл сидел один в покинутой канцелярии. Унылые разговоры, которые он только что слышал, гармонировали с его настроением. Эта последняя русская революция очень странно подействовала на всех американских радикалов. Теперь они склонны были к самоуничижению и с готовностью признавались в своих неудачах. Все, что они делали, казалось, большого значения не имело. Другие люди выдвинулись в России и сумели блестяще выполнить то, на что они были неспособны. М-р Уиндл это понимал. В глубине души он все время знал, что является жалким помощником в деле, обреченном на неудачу. Он, как и они, верил во что-то, лежащее за пределами борьбы, и если это «что-то» в сущности не являлось для него русской революцией, то ему оно казалось не менее прекрасным. И у него тоже была своя утопия…
Однако, он чувствовал, как, должно быть, чувствовали и они, что пробирается ощупью, во тьме. Смутно он понимал: нужно выжидать. Он знал нечто крайне важное для Джо и Энн Элизабет, но сказать им об этом не мог. Приходилось ждать и надеяться, что когда-нибудь они сами откроют тайну, и настанет то «завтра», о котором он мечтал. Они все еще были слепы: не видели друг друга, не понимали смысла своей жизни! Они встречались, разговаривали, писали брошюры…. и этим ограничивались. А между тем страшные силы внешнего мира замыкали их в кольцо. М-р Уиндл чувствовал себя очень маленьким, слабым и беспомощным. Но за свою мечту попрежнему цеплялся…
Эта новая русская революция… он старался ее ронять, потому что Энн Элизабет придавала ей огромное значение. Ленин и Троцкий! Эти два имени она произносила так, словно люди, их носившие, были старыми ее друзьями, оправдавшими все ее надежды. Но он подозревал, что эта революция, как сказал товарищ Сильверман, повлечет за собой закрытие «Общества борьбы за мир». Все чаще появлялись в бюро сыщики и полицейские агенты. Энн Элизабет со смехом ему объяснила, что сыщиков-профессионалов всегда можно узнать… по их ногам. Но были и другие — ренегаты-радикалы, провокаторы, которых не так легко было раскусить. Относительно кое-кого из них ее заранее предупредили. Они являлись в бюро, покупали книги и брошюры и старались втянуть ее в разговор, причем высказывали самые крайние убеждения. Иногда они прикидывались убежденными противниками войны. Один из них, не ренегат-радикал и не закаленный сыщик, а диллетант, о котором предупредил ее Джо (у Джо был нюх репортера), был страшно смущен, когда Энн Элизабет назвала его по имени. Она очень серьезно посоветовала ему отправиться в окопы, раз он верит в эту войну.
— Вы будете такою же хорошей мишенью, как и эти ребята, которых посылают на фронт, — с горечью сказала она.