«Обонятельные галлюцинации бывают при опухоли мозга. Значит, опухоль и инсульт! В тридцатник! – через память галопом понеслись слова отца о том, как определить с какой скоростью его или мать везти в больницу. – Паралич, рот перекосило, речь нарушена». Следуя за последним проблеском здравого рассудка, уже почти подмятого волной дикой паники, Виктор попробовал застонать. Пытаться заговорить стало вдруг мучительно страшно.
В ответ по векам мазнуло тёплым неровным светом. Что-то неистово зашуршало рядом, заполошный женский крик позвал на помощь. «Сиделка? В больнице, – отчаяние мелко затанцевало в груди. – Инсульт, сукааа. Только бы не парализовало, Господи...» Виктор рывком распахнул глаза. Расписная ткань вместо белого потолка, какие-то нити густо свисают по краю. «VIP-палата? Генеральный расщедрился?» Уверенная хватка на запястье правой руки. «Доктор», – Виктор закосил, как испуганная лошадь. Светловолосый лохматый мужик, волосы до плеч, вместо белого халата тёмная… –«Куртка?!» – доверия не внушал, но в пульс Виктора вцепился профессионально. «Нужно спросить, где я. Если не выйдет?» – Вика замутило в ожидании провала. Гулкий деревянный удар в пол и громкий голос – «Встречайте, Его Величество», – адреналином плеснули в кровь и поставили точку в беспомощности. «Кома!»
В большой комнате, – балдахин, уже опознанный сознанием, мешал разглядеть потолок, – много света и много людей. Ближе всех, прямо на кровати Вика, некто в белой хламиде: рыжие волосы, высокий лоб, тревога в глазах.
– Джейме, очнулся? – молодой мужик, косая сажень в плечах, придвинулся к Виктору, ухватил крепко.
«Какая настойчивая галлюцинация».
– Тебе лучше? Говорить можешь? – не отпуская рук, тревожный обернулся к людям за спиной.
«Целая толпа. Лохматый в тёмном – врач. Цепкие пальцы, сломанный нос. С кого из знакомых я списал этот типаж? Последний невропатолог год назад? Плотная тётенька в голубом – сиделка. Почему в кофте с кружевом и декольте как у Кардашьян? Высокий плотный мужик в чём-то вроде униформы. Камзол?! Представительный, явный двойник нашего главбуха», – снова затошнило, пришлось прикрыть глаза, пережидая спазм.
– Доктор, ему хуже.
Кровать дрогнула, видно рыжий наконец убрался подальше. Запястье снова как в капкане. Наступила очередь воображаемого врача испытывать терпение Виктора.
«Что же кома у меня такая беспокойная. В фильмах свет, полёт, герои блуждают неторопливо, – твёрдые пальцы пробежали по груди, добрались до век, Виктор тяжко сглотнул. – А тут, трясут как грушу. Идите к черту. Глаза открывать не буду. Много вас слишком. Эти двое близнецов у двери с топорами на ручках ещё ничего. А вот тот, чёрный монах, в паре шагов за спиной рыжего мне совсем не понравился. Ассоциации вызывает нехорошие. Сгиньте. Даешь новый уровень комы!»
– Ну?! – голос человека в белой хламиде окрасился такими властными нотами, что Виктор едва не открыл глаза. Пришлось даже зажмурится. «Да, ты еще и нетерпеливый, по ходу, не только тревожный».
– Государь, пациент в сознании. Но лишние впечатления, люди – это слишком.
– Хорошо, – низкий голос снова изменился, и сменив приказ на участие, придвинулся ближе. – Держись, Джейме, – и тем же бархатным тоном, но как хлыстом, – Отвечаете головой.
«Мужик, да по тебе МХАТ плачет».
Стало тише, врач прекратил тискать его и, дав пару наставлений сиделке, тоже ушел. Кардашьян смочила Виктору губы, приглушила свет и успокоилась. Пить хотелось невыносимо. Но чтобы получить воду, нужно было открыть глаза, к чему это могло привести, Виктор уже представлял. В сумасшедшей круговерти думать не получится. «А думать сейчас важнее, чем пить. Это не кома», – тряские, жуткие мысли, как слова песни, идеально ложились на чужую до мурашек по коже мелодию, что едва слышно затянула сидевшая рядом женщина в голубом.
***
С раннего утра желание видеть Джейме зудело в левом виске императора, отрывая от работы. Но министр финансов настаивал на приёме, да и дела южных провинций требовали внимания. Конрад кинул взгляд в сторону двери, ведущей в приёмную, которую временно превратили в больничную палату: «Пара шагов».