— Да, но чисто теоретически — мы без них справиться можем, — нехотя возразил брат, сделал пару глотков и отдал кувшин библиотекарю.
Мужчина так же сделал пару глотков и отдал Федору. Парень припал к кувшину, сделал четыре глубоких глотка, а когда отпрянул, тут же растерянно произнес:
— Мы же хотели молоко городничему отдать…
— И отдадим, — кивнул Василий, забрал кувшин и отвернулся. Приспустив штаны, он принялся мочиться в молоко. — Прозвище его знаешь? Как его люди кличут?
— «Дай ладонь», — с усмешкой произнес Семен Михайлович. — Редкостный крохобор.
— Потому что без мзды пальцем не пошевелит, — кивнул Василий, заправил штаны и принялся закрывать кувшин. — А если не дает никто — сам на рынок идет и трясет торговцев честных.
— Вась, не дай бог он… — начал было Арсений.
— Он что? Искать нас будет? Или сейчас молоко пробовать станет? — хмыкнул средний брат. — Пошли, вон уже машет наш «Дай ладонь».
Федор ехал, лежа на тонком слое сена, что осталось на дне пустой телеги. Василий сидел рядом, задумчиво жуя соломинку, а Арсений правил лошадью, что неторопливо тянула по дороге телегу.
— Вот бы мне магом стать, — тихо произнес Федор, разглядывая облака над головой. — Чтобы я был уважаемый. Чтобы мне так посадный чинуша кланялся.
Василий, сидевший рядом, хмыкнул и едва заметно улыбнулся.
— Я бы тогда столько заработал, что дом бы новый построил. И невест бы неделю выбирал, не меньше. А еще бы магомобиль купил, чтобы прыгнул в него в городе, час, и ты дома. Одежи бы шелковой накупил, посуду… — едва слышно бормотал Федор. — Дом был бы справный, жена. А еще…
Тут парень слегка нахмурился. Слова о том, что отец бы им гордился, как гордится Арсением или Василием, он придержал и вслух не произнес.
— Мечтать не вредно, — высунув травинку из рта, произнес средний брат. — Тем более когда участь сапожника маячит.
Федор посмурнел, секунд пять полежал, а затем приподнялся.
— Арсений, отец, правда, меня в ученики сапожнику отдать хочет? — спросил младший брат.
— Он сам сказал, — спокойно ответил старший брат. — А он, сам знаешь, просто так говорить не станет.
Повисла пауза.
Федор сел напротив Василия и хмуро уставился на сено перед собой. Средний же брат с сожалением глядел на младшего.
— Не повезло, — тихо произнес он. — Как-то у тебя все на перекосяк все время. Вот отец и решил, что… лучше уж так, чем ты опять дров наломаешь.
— Сапожник — уважаемая профессия, — вмешался Арсений. — Сапоги, считай, в нашем уделе только один мастер делает. А то, что со столицы везут — дрянь редкостная. Три сезона не проходишь — разваливается. У него очереди, руки нужны, а сыновей у него нет. Три дочки. Деньги хорошие будут, если выучишься. Без хлеба никогда не останешься.
— Угу, и столицы не увидишь, и себя не покажешь, — хмыкнул Василий.
Старший обернулся и злобно глянул на среднего брата, но ничего не сказал, молча продолжив ехать.
— Против отца только не иди напрямую, — начал было советовать Василий. — Он такому жутко противится. Ты окольно. Мол, сапоги — это хорошо, да, дело неплохое, но душа не лежит к этому. Тоскливо… Ну, ты понял.
Федор глянул на брата и молча кивнул, но тут раздался голос Арсения:
— Здравствуй, Дубовая!
— Здрав будь, Арсений. С города?
— С него. А ты как тут?
Братья приподнялись и выглянули на дорогу, где у обочины стояла ведунья.
— В город ходила, налог на дело свое платить. Ярлык взяла, а в нашу сторону никто брать не захотел. Подвезешь?
— Подвезем! — раздался голос Василия. — Чай не магомобиль какой, но лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
— И то верно, — закивала женщина и принялась забираться
Когда старушка устроилась в телеге, то первым делом обратила внимание на Федора, что был мрачнее тучи.
— Случилось чего? — спросила она Василия. — Или девка какая виновата?
Средний брат усмехнулся.
— Нет, Дубовая. Это так… дела семейные.
Женщина покивала и молча уставилась на младшего брата. Тот несколько минут ехал, не проронив и слова, после чего не выдержал и спросил:
— Дубовая, помнишь, ты к нам в дом с миской отвара приходила? Это ведь на силу проверка, так?
Ведунья глянула на среднего брата, после чего кивнула.
— У меня сила есть. Правильно?
— Так, — нехотя признала она.
— А сколько ее? Как узнать?
Ведунья тяжело вздохнула, с жалостью осмотрела Федора и произнесла:
— Не ведаю я того. Знаю, есть в тебе и все. Сколько и чего — это в столицу надо, в университет. А я ведунья, что за полями и роженицами приглядывает. Не мое это дело.