Кларисса вспыхнула от гнева и окинула его суровым взглядом. Лукас отметил про себя, что она все-таки не начисто лишена всяческих эмоций. Вот и хорошо, пусть почувствует то же, что остальные, подумал он.
— Прошу вас, мадам, будьте откровенны, — продолжал он. — Последние несколько недель я стойко терпел ваш постоянный пессимизм, полагая, что вы боитесь, как бы ваши опасения не оказались ужасной правдой. Но теперь начинаю подозревать, что вы действительно желаете, чтобы Уильям вернулся в Англию в гробу.
Если бы взгляды могли превращаться в кинжалы, грудь Лукаса была бы изрешечена.
— Как вы смеете! — прошипела Кларисса. Преисполненная негодования, она выпрямилась как натянутая струна. — Я всего лишь сохраняю трезвый рассудок перед лицом испытания. Я была бы рада возвращению супруга, но знаю, что он любил эту дикую безбожную страну и всякие языческие побрякушки намного больше, чем меня. Если бы он умер в объятиях любовницы, это было бы менее постыдно, чем сознавать, что он предпочитал раз за разом оставлять меня в одиночестве, дабы отправиться в Египет.
Лукас и раньше чувствовал: Клариссе не нравится, что Уильям так увлечен работой у лорда Херстона, но не догадывался, насколько глубоко ее недовольство и даже презрение к занятиям мужа. Кларисса выросла в семье викария, как и братья Далтон, но сейчас Лукас догадывался, что проповеди их отцов, по-видимому, очень сильно различались. Судя по счетам от модистки, Кларисса ценила материальное благополучие, но при этом относилась с почти пуританским отвращением ко всему, что несло в себе хотя бы намек на язычество.
— Миссис Далтон, вы можете не одобрять работу моего брата, но как глава этой семьи я сам решу, когда прекратить поиски Уильяма. Поэтому буду крайне признателен, если вы впредь не станете обращаться ко мне с подобной просьбой.
Кларисса воинственно вздернула подбородок:
— Я вижу, вы столь же упрямы, как и ваш брат. Будьте покойны, я больше не потревожу вас этим вопросом.
Не потрудившись даже кивнуть, не говоря уже о том, чтобы сделать реверанс, Кларисса пожелала ему хорошего дня и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.
Лукас с досадой вздохнул, встал, осторожно опираясь на раненую ногу, подошел к буфету и налил себе из графина стакан кларета. Едва он вернулся за письменный стол, как в дверь снова постучали.
— Войдите!
Лукас внутренне собрался, готовясь к очередному раунду перепалки с невесткой, но с облегчением увидел, что это не Кларисса, а его мать. Он вновь поднялся, стараясь не показать, как устал.
— Входи, мама, но предупреждаю: ты рискуешь, потому что у меня отвратительное настроение.
Мать вошла и закрыла за собой дверь.
— Дорогой мой, только не говори, что я настолько нежное создание, чтобы испугаться капризов моего милого мальчика.
Леди Майкл Далтон, все еще прекрасная в свои пятьдесят с лишним лет, управляла хозяйством викария поместья Уинтерсон с той же решимостью и добродушием, которыми было окрашено все, что она делала. Когда ее муж, преподобный лорд Майкл Далтон, умер от сыпного тифа, Лукас учился и жил в Оксфорде. Ей пришлось наблюдать за выселением ее семьи из дома, в котором она жила с тех пор, как вышла замуж, в небольшой коттедж на территории поместья Уинтерсон. Не жалуясь на такое ухудшение условий жизни, она смирилась и с пренебрежением со стороны герцога, брата покойного мужа, с тихим достоинством, которое вскоре заставило родных ее мужа устыдиться. Лукас восхищался матерью, но зачастую рядом с ней чувствовал себя как школьник перед учителем, и это его смущало.
— Мама, мужчина моего возраста не позволяет себе капризничать. — Он жестом предложил матери сесть на стул, с которого недавно встала Кларисса. — Хотя об этом легко забыть, если ты постоянно заставляешь меня чувствовать себя так, как будто я до сих пор хожу в коротких штанишках.
— Прошу прощения, ваша светлость. — В голубых глазах, очень похожих на его собственные, вспыхнули насмешливые огоньки, что в последнее время случалось не часто. — Но мне трудно сознавать, что передо мной герой войны и пэр королевства, ведь я до сих пор помню тебя малышом, который тонким голоском просил еще одну конфетку.
— Умоляю, мама, не говори этого за пределами моего кабинета. Если это просочится в газеты, меня не спасет никакая храбрость.
Они посмеялись вместе, потом мать вернулась к вопросу, который привел ее в кабинет.
— Я невольно слышала твой разговор с Клариссой, — сказала леди Майкл Далтон бесстрастно. — Ты был с ней очень суров.
Лукас вздохнул и взъерошил волосы пятерней.