И эти кружащие всюду насекомые – какие-то очень уж сытые и тучные. С чего бы это? С каждой минутой деревня не нравилась Артуру все больше. Судорожно сглотнув, он приподнял короткий ствол пулемета. Кто-то затаился в крапиве. Мешанина шипастых стеблей, листьев и желтоватых цветков рассматривала его парой настороженных глаз.
– А ну вылазь! – негромко приказал Артур.
Глаза сморгнули, и звонкий мальчишечий голос вопросил:
– А ты нас разве видишь?
– Еще как вижу, – Артур с облегчением перевел дыхание. – А где напарник?
– Типа – брательник? Тута… Только он это – боится.
Заросли пришли в движение, и выбравшийся из крапивы белокурый шпингалет лет шести или семи принялся яростно расчесывать обожженные руки и ноги. С ссадинами на лице и на коленях, голенастый, обряженный в короткие не то шортики, не то трусики, он настолько изумил Артура, что несколько секунд солдат просто любовался этим до неправдоподобного маленьким человечком. В Бункере не было детей, и Артур успел напрочь отвыкнуть от их вида. Он смотрел на парнишку, чувствуя, как расслабляются мускулы, как спадает внутреннее напряжение. Есть, вероятно, что-то успокаивающее, почти лекарственное во внешности детей. В одном их присутствии. Ведь заводили когда-то неврастеники аквариумы с рыбьей мелюзгой. Тоже считалось – успокаивает. А это дети. Маленькие люди!..
– Брат-то у тебя старше или младше? – поинтересовался Артур.
– Младше, совсем мулявка!
– Позови его, – попросил Артур. Ему страшно захотелось увидеть, что же еще может быть меньше этого крошечного человечка.
– Не полезет. Боится чужих, – парнишка пренебрежительно махнул рукой и смело приблизился к Артуру. Присев на корточки, тут же заглянул глазом в опущенный к земле ствол.
– Чижолый, наверное… – он проворно затолкал в ствол указательный палец, с натугой потянул обратно. Палец застрял, и Артур поспешно прищелкнул предохранителем.
– Кто же ты такой будешь?
– Петько, – парнишка высвободил наконец палец и, удовлетворенно понюхав его, прищурился на Артура.
– А ты хто? С банды, чи с Города?
– Какой еще банды? – Артур тоже присел. Очень уж свысока приходилось смотреть на мальчугана, словно на замершего лягушонка.
– Таа… Есть тут одни… – Петько неопределенно передернул острым плечиком. – Ходют по лесам, людей шмаляют. Говорят, аж до Вулканов самых бегают, а то и к Синему Болоту шастают. Бородатые все – ровно волосатики. К нам, когда приходют, отец жрать им дает. А они нам за это добро разное тащат.
Резиново-гибко изогнувшись, Петько поскреб пятерней загорелую пыльную спину, деловито добавил:
– Ты к нам не ходи. Батя мамок в погреб попрятал и нам велел сховаться. Тебя с левольвертом ждет и пулемет твой хочет забрать.
– Погоди, погоди! Это когда же он узнал про пулемет? И вообще о том, что я здесь?
– Таа… Собака у нас под крыльцом. Всех слышит. Аж за несколько верст. Как почует гостей, метаться начинает, хрипеть. Раньше лаяла, так батя ей горло подрезал. Чуть не сдохла. Зато теперь молчит. А батя прохожих боится, с биноклем подглядывает. С крыши.
– Правильно боится. – Артур помолчал. – Ну, а кроме вас в деревне есть еще кто?
– Таа… Сыченкины-поганкины. Тоже семья. Только они на той стороне, а мы на этой, – мальчуган прочертил пальцем борозду по земле. – Мы деревню пополам поделили. Только наша половина больше ихней. И мамок у бати больше. Если хто с банды приезжает, так сперва к нам хавать идут, и потом уж к Сыченкиным. Ну и мамок лапают… – мальчишка неожиданно похвастался: – А батя себя старостой называет. Говорит, что это наша деревня.
– Да уж, весело, гляжу, вы живете, – Артур попробовал потрепать Петько по белесым спутанным волосенкам, но парнишка взбрыкнул головой.
– Точно за мамку хватаешься.
– Это как? – не понял Артур.
– Перетак, – передразнил Петько. – Приходют которые из леса и хватаются, мычат, как телята, а потом мамки рожают. Уж спасу от этой мелкоты нету. С утра до ночи горло дерут. Батя их выселяет вместе с мамками, а которые волосатые, без пальцев или с тремя глазами, так тех в лес уносит. Говорит, будто их волки подбирают. А сам каженный день чеснок с хреном ест. Помереть боится.
– Значит, в деревне только две семьи?
– Две, – Петько кивнул. – Остальные или померли или в город убегли. Мы бы тоже померли, да батя в лес увел. А после с Сыченкиными-поганкиными сжигали тех, кто тут помер.
– Как это сжигали?
– Так просто. Сначала в сарай, а потом бензином. Побрызгали и запалили.
Артур нахмурился.
– Тебя батя за волосы не оттаскает? За то, что ты тут со мной разговариваешь?
– Не-е… За волосы вообще не будет. Мне ж не больно, – Петько, демонстрируя, сгреб на макушке пук волос, с силой дернул. Вся жиденькая кисточка осталась у него в кулаке. На голове же обозначилась свежая проплешина. Артуру сделалось не по себе. Почти физически он ощутил ту боль, которой не почувствовал малец.
– Он раз так попробовал, – смеясь, добавил Петько, – а мне хоть бы хны. Уж потом догадался. Теперь по жопе дерет. И меня, и брательников.
В лесу робко застучал дятел. И мальчик, и мужчина враз подняли головы.
– Колотит, дурак, – Петько ковырнул в носу, с вожделением потянулся к пэтчеру.
– Дашь пальнуть?
– Ты вот что… – Артур не сразу сумел собрать воедино разбежавшиеся мысли. Глаза его сами собой возвращались к тому месту на голове Петька, где еще недавно топорщились белесые волосенки. Светлый убиенный пук был небрежно сдут с ладони в траву.
– Ты бы мне лучше к Городу дорогу подсказал. Знаешь ведь, наверное?
– А ты что – не местный?
– Я здесь давно уже не бродил. Лет семь или того больше.
– Ого!..
Ясно было, что семь лет для Петька были огромным сроком – сроком длинной в его жизнь. На изумление его стоило посмотреть.
– Это, значит, когда меня совсем не было?
– Ну да. Так как насчет дороги? Подскажешь?
– Ну… Я только половину знаю. Батя далеко не пускает, заблудимся.
Путанно мальчуган принялся объяснять про половину дороги, снова и снова поминая Вулканы, к которым, по словам бородачей, лучше не соваться, про Синее Болото, заглатывающее людей в считанные секунды, про пучеглазиков и волосатиков, что караулят отбившихся от банд одиночек. Пока он рассказывал, Артур хмуро глядел поверх далеких крыш, гадая, под которой из них мог прятаться многомудрый отец Петька. Возможно, в избе получше – у него ведь полдеревни под боком. А может, как раз наоборот. Хитрые не всегда выбирают то, что лучше. Кто знает, может, та покосившаяся лачужка и есть его главное убежище? Живет там себе с безголосым псом, чеснок жрет, боится. И само собой предпринимает бездну предосторожностей, чтобы и дальше жить, ненавидя конкурентов Сыченкиных…
Артур ощутил закипающее бешенство. Вот же выискался султан! Староста доморощенный! И сына в конце концов в те же игры втянет…
Плечи передернуло неприятной судорогой. Шлепнуть бы их тут всех разом – вместе с бородачами из леса, вместе с Сыченкиными. Взгляд Артура упал на парнишку. Да только не выйдет. Хотя бы из-за этого шплинта и его брательника.
Петько тем временем, поведав о маршруте, переключился на другую тему:
– …Там у него еще одно стадо припрятано… Мамки по ночам доить бегают. Еще поросят много, меда… Только мед трудно слямзить, там пчелы-заразы. Зато в огородах, которые на нашей половине, рви что хочешь. Морковь, репа, огуречики. Есть тыква с меня ростом. Только она гнилая. А в старой баньке у нас с брательником клад припрятан. Патроны разные, бомбочка одна. С ручечкой и колечком. Я знаю, надо только дернуть и кранты.
Поколупав шелушащуюся на носу кожу, Петько неожиданно сказал:
– А до города ты все одно не добежишь.
Артур встряхнулся от тягостных мыслей.
– Это еще почему?
– Таа… Или шмальнут по дороге или так помрешь. Там же это – кругом болеют. И банда промышляет, никого мимо не пропускает, – он потянулся к пэтчеру. – Дал бы стрельнуть разок.
– Маловат ты для стрельбы из такого калибра, – Артур поднялся. – Ты и в руках его не удержишь.