— Уже совсем пьяные… — вздохнула Варя.
— Получку давали… — ответил Андрей. — Наши тоже хотели за чернилами сходить, да тут еще один вагон подали. А сегодня пьяных на заводе много будет. Нет, не оставлю я тебя одну дежурить.
Между тем в зараздевалье вернулась с Промышленной станции Сергеевна. Стянув с головы шерстяной платок, она расстегнула пальто и опустилась на стул, чтобы отдышаться.
Совсем сегодня убегалась она. По пути на Промышленную забежала в дражненский магазин и купила там яиц, чтобы заменить копченую колбасу, которую привезли Фролу для ночной смены. С этой тяжеленной сумкой и бежала Сергеевна всю дорогу. Было отчего устать…
— Сергеевна! — спросила у нее Зина. — Ты получку не получила мою?
Сергеевна недоуменно посмотрела на нее.
— Я своей-то, девонька, получить не могла… — ответила она. — Попросила Лёдю, так она и получила.
И негодующе вздохнув — как это люди не могут понять элементарных вещей? — придвинула к себе журнал прибытия вагонов.
— Ну да… — сердито сказала Зина. — Конечно, времени не было… Как к зятю ходить, так есть время, да?
И она кивнула на сумку Сергеевны, из которой высовывались палки копченой колбасы.
Сергеевна даже подпрыгнула на стуле.
Она, высунув язык, бегала в Дражню за яйцами, потому что не все ли равно, че́м закусывать пьяницам из ночной смены, а ее еще попрекают этим. А кому, собственно, какое дело?!
— Тебе-то что? — сварливо сказала она. — Выгнали с весовщиц, так и злишься? У-у, баптистка ты!
— Ну так и чего же, что баптистка?! — Зина вскочила. — Если я в молельный дом хожу, так по крайней мере со столовой у работяг ничего не ворую!
— Я ворую?! — Сергеевна нервно захлопнула журнал. — А ты… ты… Вот погоди, новый начальник еще записки твоей не видел, которую ты в прошлый раз оставила.
— Какая записка?!
— А вот какая! — Сергеевна потрясла в воздухе какой-то бумажкой.
Зина потянулась, чтобы вырвать эту бумажку, но Сергеевна предусмотрительно отдернула руку.
— Это не я писала… — покачала головой Зина.
— Не ты?!! — Сергеевна даже задохнулась от негодования. — Морда ты бесстыжая!
Глаза Сергеевны сейчас вытаращились, и хлопцам, с интересом наблюдающим за развивающимися событиями, показалось, будто из хорошенького котика выплыла в лице Сергеевны какая-то похожая на морское чудище рыбина.
— Бесстыжая! — кричала Сергеевна. — А еще богу молишься!
— И молюсь! И молюсь! — Зина тоже вытаращила глаза, превращаясь в рыбину. — Молюсь! Поэтому и колбасу не ворую, как ты!
— Я ворую?! — Сергеевна бросилась на Зину и, хотя та оттолкнула ее, успела-таки лягнуть.
— Дрянь! — закричала Зина. — Воровка!
И схватила Сергеевну за волосы.
Хлопцы покатывались с хохоту, наблюдая за потасовкой женщин, а дежурная крановщица Лёдя, что вошла сейчас в зараздевалье, бросилась к ним, но так и не смогла разнять.
К счастью, зазвонил телефон Промышленной станции.
Сергеевна ускользнула к нему и, разговаривая, помечая что-то в журнале, снова превратилась в хорошенького и старательного котика.
А Зина долго еще кричала об уворованной колбасе, о пьяницах, которых покрывает Сергеевна, о новом начальнике, который небось ворует тыщами и скоро попадет под суд вместе с грузчиками-пьяницами и этой воровкой… Она кричала до тех пор, пока Сват не проговорил задумчиво:
— Все люди помрут, Зина, и все ангелами станут. Одна ты в кран-балку превратишься…
Зина плюнула на пол и, кипя от негодования, вышла из зараздевалья.
— Хлопчики! — весело промурлыкала Сергеевна. — Шахунья приехала. А за ней еще один силуминчик на подходе.
Снова опустело зараздевалье.
Одна Лёдя осталась в комнате, но скоро и ее позвали на кран…
Не разбирая дороги, пробирался Карапет сквозь сбыт, когда его окликнул Термометр.
— Тимоха! Сгоняй к корешку своему в столовую! Попроси зажевать чего-нибудь!
Термометр сидел на ящике рядом со сбытовским грузчиком Антоном. Возле ящика валялись пустые бутылки. Оба были уже пьяные, но Термометр предлагал выпить еще, а Антон нерешительно мотал головой.
— Не-е… Не надо больше пить… Не-е… Я еще немцев сегодня загрузить должен.
— Ну и что? — обиженно сказал Термометр. — Подумаешь, немцы… Да они, может быть, батьку моего кокнули, а ты из-за них выпить со мной не хочешь. Правду я говорю, Карапетина?