Они бежали совсем рядом, и Ромашов попятился.
Так уже было раньше… Что-то похожее уже видел когда-то Ромашов, но не осталось времени, чтобы вспомнить. Тоскливый, до боли жалобный плач обрушился на него. И… несся он не из-за заводской стены, а из брошенной на стол телефонной трубки…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
К заводу — одни труднее, другие легче — привыкали все. Видно, так устроен человек, что привыкнет и будет жить, куда бы ни забросила его судьба… Привыкали к заводу и деревенские девушки. Первое время они пугались дыма и грохота, но проходило время, и вот уже гуляли девчата в обеденный перерыв парочками по заводским переулкам, как будто по своей деревне. Или сидели на скамейках под чахлыми березками возле литейки и, посмеиваясь, поглядывали на проходивших мимо ребят. Неторопливо, но прочно и навсегда обживали они грохочущее металлом пространство.
Варя была похожа на этих девушек.
Когда она закончила школу, дядя привез ее на завод. И можно было устроиться в заводоуправление, но, на беду, — видимо, дядя занимал не такую уж большую, как думали в деревне, должность — мест в общежитии не оказалось, а тратить каждый день пять часов на дорогу? На общем семейном совете решили, что лучше устроиться Варе в охрану.
— Там же пенсионеры одни… — жалобно сказала Варя.
— Старики, значит? — обидчиво спросил дядя. — Значит, я уже и старик стал. Инвалид, так сказать.
И он начал подниматься из-за стола.
— Да пошутила, пошутила она! — кинулась к нему Барина мать. — Глупая совсем, вот и говорит, не подумавши.
Так Варя попала в заводскую охрану.
В первое дежурство, когда вечером ее послали на склад химикатов, Варя долго стояла перед литейкой, не решаясь войти в распахнутые ворота цеха. Сумрачным и горячим было пространство, открывающееся за ними. Стены и потолки заросли шерстистой копотью, и весь цех казался гигантским чудовищем, распахнувшим страшную пасть. Настороженно шагнула в нее Варя и сразу отшатнулась — на нее надвигался ковш с расплавленным металлом. Словно сквозь подземелье ада, поминутно вздрагивая от резких вскриков пресс-молотов, от скрежета пил, шарахаясь от огня, неожиданно возникающего на пути, брела Варя по литейке. Работала только ночная смена. Полуголые, облитые всполохами огня рабочие хватали лопатками расплавленный металл и бросали в челюсти грохочущих машин. Варя особенно осторожно обходила этих рабочих — боялась, что кто-нибудь, не дай бог, промахнется и прольет на нее расплавленный металл. Но уже в середине пути, уклоняясь от ковша, который несла в железных когтях кран-балка, Варя отпрыгнула к прессовочным машинам и оказалась совсем рядом с пожилым литейщиком в войлочной шапке. Тот прикуривал сигарету от раскаленной лопатки, и лицо его, залитое потом, было совсем не страшным, а просто очень усталым.
Литейщик подмигнул Варе, и сразу рассеялся кошмар видений. Вся литейка, переполненная огнем и грохотом, была подвластна усталым и добрым людям.
Через несколько дежурств Варя вполне освоилась на заводе. Она уже знала все заводские пути и дороги, потаенно пробегающие сквозь цеха, везде появились знакомые, с которыми можно было поговорить, — завод стал понятным и простым, как изба, в которой она выросла. Правда, потом, когда дали все-таки общежитие, снова показалось, что никогда не привыкнет она к дракам в коридорах, к пьяным парням, что по ночам ломятся в дверь. Но тогда уже появился Андрей — и Варя подумала, что нечего больше бояться.
Когда пьяный Термометр ворвался в их комнату и принялся мучить Клаву, которая — и что ей только примерещилось в Термометре? — гуляла с ним, Варя не выдержала.
— А ну! — сказала она, распахнув дверь. — Выметайся!
— Чего-о? — угрожающе спросил Термометр.
— Выметайся!
— Ах, вот мы какие, значит… — глаза Термометра суетливо забегали. — Значит, такие, да?
— Да! — твердо сказала Варя. — Такие! Жених выискался. Да с тобой и на улице-то противно встретиться, а Клавка-дура еще жалеет тебя.
— Ну, зато ты себе жениха нашла! — Термометра распирала злость, и хотя он и трусил, но не удержался. — Уголовничка…
— Ты… — Варя возмущенно задохнулась. — Ты врешь!
— А ты у него сама спроси! — злорадно захохотал в ответ Термометр. — Я-то думал, что ты знаешь, за что он по лагерям да по химиям мотался.
Если и умел что Термометр, если и научился чему в своей трудной двадцатитрехлетней жизни, то прежде всего портить настроение людям. В этом Термометр был виртуозом.