Через несколько минут они были уже в номере.
Морозова успела разглядеть широкую деревянную кровать, застланную коричневым верблюжьим одеялом, маленькую прикроватную тумбочку и стоящий на ней ночник с цветастым абажурчиком.
Боровец обхватил женщину за плечи. Остро пахнуло ароматом дорогих духов.
— Ну вот, мы и снова вместе, Света!.. — Он крепко прижал ее к себе и увлек на заскрипевшую под ними кровать. Быстрыми лихорадочными движениями сразу вспотевших рук помог ей освободиться от одежды. Жадно впился губами в накрашенные, чуть приоткрытые губы.
Он не погасил ночник.
Дураки, что в темноте норовят... Всё торопятся... дураки. Странно блестящими глазами он оглядывал обнаженную фигуру Морозовой. Черные волосы разметались по подушке. Темные соски грудей затвердели. Стройные ноги чуть заметно подрагивали. Боровец распалялся все больше.
Да... ради таких ножек стоило рисковать! Он с силой обнял Светлану и прижался губами к теплым круглым коленкам.
— Вася... — только и смогла выговорить Морозова.
А через час, когда первое сильное возбуждение прошло, Светлана Андреевна, потихоньку поглаживая его покрытое легким пушком плечо, спросила: «Скажи, ты любишь меня?»
— Конечно, — Василий Иванович прижал к себе ее руку.
— Ты не мог бы вести себя осторожнее. С этими твоими делами. Я так боюсь за тебя! Если что случится...
— Что ты имеешь в виду? — повернувшись на правый бок, снова потянулся к ней губами Боровец.
— Да ты лучше меня знаешь, — Морозова прикрыла его рот мягкой горячей ладонью.
Глава 5
Карташов посвятил Пантюхова в результаты своих бесед с сотрудниками управления.
— Допросил и главбуха и зама его, и главного инженера Удальцова, — рассказывал он. — Отвечают весьма напряженно, скупо. Чувствуется, Боровец держал подчиненных в крепкой узде. И сейчас, пока они еще со дня на день ожидают его появления на работе, трудно рассчитывать на большую откровенность. Главбух по поводу выплаты вознаграждения кивает на Удальцова и начальника управления. Удальцов говорит, что все происходило на законных основаниях. Ссылается на шестерых членов БРИЗа, рассматривавших рацпредложение. И так по кругу.
Капитан принял это сообщение спокойно. Ничего другого он на первых порах и не ожидал. Решение о взятии Боровца под стражу на длительный срок он не изменил. Зато как изменилось выражение лица начальника спецмонтажного управления, когда ему объявили об аресте! Василий Иванович никак не предвидел такого поворота дела.
Пантюхов видел, как внезапно побелели пухлые щеки Боровца, когда он, поднося ближе к глазам постановление об аресте, в который раз перечитывал резолюцию: «...под стражу санкционирую. Прокурор Новосибирской области государственный советник юстиции третьего класса.»
Василий Иванович бегло пробежал взглядом текст обвинения, выражавшегося, как было указано, в злоупотреблении служебным положением, сговоре с подчиненными, присвоении крупной суммы государственных средств и с тяжелым вздохом остановился на заключительной части: «Учитывая тяжесть совершенного преступления, — рука Боровца непроизвольно дрогнула, — и что обвиняемый, находясь на свободе, может скрыться от следствия и суда... применить в качестве меры пресечения заключение под стражу в следственном изоляторе.»
Боровец долго держал ручку, не решаясь поставить внизу подпись о своем уведомлении. Ему казалось, что этим он сам выносит себе приговор.
Уже поздно вечером, придя домой, Пантюхов все никак не мог отделаться от воспоминания о выражении растерянности, которое впервые появилось на самоуверенном лице начальника управления.
Жена разогрела ужин. Поставила на небольшой квадратный столик тарелки и чашки. По тому, как он безразлично ел, наверняка не ощущая вкуса ни приправленного салом борща, ни оставленной ему любимой мозговой косточки, она легко догадалась, что у мужа опять сложное дело.
— Снова на распутье? — осторожно спросила она.
Леонид Тимофеевич поднял голову от тарелки: как легко определяет Нина его состояние. В просторном, в белый горошек домашнем платье, милая и ясноглазая, жена выглядела так уютно и надежно, что все трудности и проблемы как-то сами собой отступали на второй план.
— Да как тебе сказать, — Пантюхов отложил ложку в сторону. — Действительно, есть одно заковыристое дельце.
Нина налила ему чая.
— Значит, опять будешь приходить поздно, — со вздохом сказала она.