— Но кто же все-таки внес в трудовую фиктивную запись? — прервал рассуждения Леонида Тимофеевича Карташов.
— Я чуть замешкался со взятием образца почерка начальника управления, — тотчас откликнулся капитан. — Тебе надо было срочно ехать в Красноярск, трудовую ты забрал, — сличать было не с чем. Я в рацпредложения зарылся. Но завтра у нас будут сведения по Боровцу. Только не в одной ведь записи дело. Главное — установлено, что жена его на спецучастке не работала. И Боровец от факта оформления фиктивной пенсии теперь не отвертится. Известный принцип — ищи, кому это выгодно, — прямо указывает на него. Выгодна пенсия, конечно, и жене. Но сама она проделать такое была не в силах.
— Леонид Тимофеевич, — Карташов начал вычерчивать на лежащем перед ним листке бумаги замысловатый рисунок, — у меня вот все в голове не укладывается. Ну рацпредложение фиктивное Боровец провернул — говорит, свои, мол, потраченные на производственные потребности деньги хотел вернуть. Неправда, конечно, но хоть какое-то оправдание. А теперь вот — пенсия липовая, наряды на жену. Тут уж ничем не прикрыться, — Карташов отложил карандаш. — И его к ордену Ленина представляют. Как же это объяснить? Мне непонятно. Хоть убей, непонятно. — Лейтенант теперь прямо смотрел на Пантюхова. — Ведь орден Ленина заслужить, я думаю, непросто. Начальство семь раз отмерит, прежде чем кандидата выберет. Уж если выбрали — значит, уважаемый человек. У всех на виду. Так что же — у всех на глазах защитные очки были? — Карташов напряженно ждал ответа.
— Какой ты, однако, скорый на выводы, — попытался несколько остудить его пыл капитан.
— Будешь скорым! — Карташов резким движением отбросил в сторону изрисованный угловатыми линиями листок. — Я, когда в органы шел, думал — бандюг ловить буду. Первый разряд по стрельбе получил, чтобы при надобности бить без промаха. Думал, за женщин, детей заступаться придется. В рукопашную вступать, если потребуется. А с этим как?! — он ожесточенно ткнул в толстую папку, на которой после заголовка «Дело» черной тушью было выведено: «Номер 40», а на следующей строке значилось: «Боровец В. И.» и в правом нижнем углу — «Том I». — Не грабят квартиры, не убивают. До орденов дослуживаются. Попробуй-ка тут разбери, где черное, а где белое!.. Вот вы — коммунист со стажем — можете найти какое-нибудь объяснение?
Пантюхов задумался.
— Понимаешь, Владимир, тут глубоко копать надо. Возьми первые послевоенные годы: разруха, специалистов-руководителей всюду нехватка. Ты-то не знаешь, — капитан закурил, — или знаешь по книгам, да по рассказам. А я своими глазами видел.
...Сколько мужиков погибло и умных и талантливых. Вот на этой-то волне и всплыли подобные нашему Василию Ивановичу. Не глупые, как правило, очень активные, хваткие, напористые, с крепкими плечами и локтями, чтоб в толпе пробиваться сподручнее. Но с одним, — Пантюхов поднял указательный палец, — с одним, заметь, весьма существенным недостатком — ущербным мировоззрением. Чаще всего для них мерило в жизни: чтоб сыт, пьян и, как говорится, нос в табаке, чтоб все сразу и много. А для этого нужна власть. Полная, безраздельная власть. И уж, дорвавшись до нее, они тешатся вволю. Посмотри: Еремин, Чувашов, теперь вот начальник и прораб Красноярского спецучастка, выписавшие и утвердившие липовые наряды, — всех их подмял под себя Боровец! И неизвестно, сколько других жертв обнаружится по ходу расследования. И всем им придется отвечать. — Капитан тяжело вздохнул. — А у них семьи, жены, дети. Вот еще чем страшны боровцы — губя себя, губят и окружающих. Поэтому, — Пантюхов встретился взглядом с Карташовым, — драться с ними, может, еще и потруднее, чем с вооруженными грабителями, но драться приходится, и никто за нас с тобой этого не сделает.
Эксперты, исследовавшие почерк Боровца и запись в трудовой книжке его жены, пришли к интересному выводу: сама запись сделана не начальником спецмонтажного управления, но подпись, хотя и обозначавшая другую фамилию и выполненная не в его манере, тем не менее, несомненно принадлежит самому Василию Ивановичу.
И теперь Пантюхов смотрел на приведенного из камеры предварительного заключения Боровца и ждал, что тот скажет на этот раз.
Пантюхов отметил, что пребывание в камере не наложило особого отпечатка на начальника управления. Лишь слегка помятый костюм да не очень тщательно выбритый подбородок свидетельствовали, что в образе жизни Василия Ивановича что-то изменилось. А вот выражение лица, манера держаться — стали даже более свободными, чем в прошлый раз.