Боровец судорожно выпил стакан веды.
— Тут сейчас в коридоре... — Леонид Тимофеевич видел, как трудно ему совладать с собой. — Здесь один... Он считает, что со мной уже кончено. Крест поставил на Боровце!
Пантюхов подивился ноткам ненависти, впервые прозвучавшим в голосе Василия Ивановича.
— Ну, погоди, касатик! — словно бы сам с собой продолжал разговор Боровец. — Я тебе покажу, как людей загодя хоронить. Я тебя, красавца, до ниточки раздену и в таком виде баланду жрать пущу! Поглядим еще, кого из нас отпевать раньше будут, — он с силой стукнул ребром ладони по колену.
Пантюхов попросил ввести Крюкова.
— Значит, говоришь, Виктор Гаврилович, никаких присвоений государственных средств не совершал? — круто развернулся к нему Боровец. — Деньжишки за проект списанный едва признаешь, и те, мол, за дело получены?
Крюков нервно отряхивал с рукава пиджака невидимые соринки.
— Да. Не совершал. И вам это лучше других известно, — на последнем слове голос его все-таки дрогнул.
— Не совершал... — отчужденно произнес Боровец. — Леонид Тимофеевич, записывайте, пожалуйста, — начальник спецмонтажного управления уставился в потолок. — На автомашине «Волга», принадлежащей гражданину Крюкову и находящейся в его личном гараже, моими людьми по просьбе Виктора Гавриловича установлен новый двигатель взамен старого. — Теперь Боровец говорил очень четко и ясно. — Двигатель этот взят со склада спецмонтажного управления от новенького сварочного агрегата. А на агрегате смонтировали старый, от «Волги». Записали? — Василий Иванович вытер повлажневшие губы. — Ну-с, Виктор Гаврилович, — Боровец вновь обратился к старшему инженеру. — Мне продолжать или достаточно?
— Достаточно, достаточно! — отчаянно замахал руками Крюков. — Проигрывать надо уметь — это общеизвестно. И проигравший, как говорится, платит. Товарищ капитан, я готов рассчитаться, — елейная слащавость тона не смогла обмануть Пантюхова. Сильно расширившиеся зрачки Виктора Гавриловича были красноречивее всяких слов.
«Спустить с цепи, так, пожалуй, глотки друг дружке перегрызли бы... компаньоны», — пришло на ум.
Оформив показания и уточнив ряд заинтересовавших его деталей, капитан умышленно отпустил Крюкова с допроса пораньше. Он чувствовал, что Боровец сегодня находится в особом состоянии духа. Терять такой момент никак нельзя.
И Пантюхов не ошибся. Разгоряченный уличением Крюкова, все еще не остывший от нанесенной ему обиды, Василий Иванович не сумел остановиться на полпути.
— Думают, нет больше Боровца, — с горечью заметил Василий Иванович, когда они остались с Пантюховым один на один. — Был, мол, да весь вышел. — Боровец, слегка пригнувшись, потер лысый затылок. — Народ вон к Новому году готовится, — глянув в окно, Василий Иванович проводил тоскливым взглядом высокого прохожего с пушистой елкой, — а я здесь. И сколько еще пробуду, — неизвестно, — Василий Иванович с неприязнью посмотрел на следователя.
— Пробыть, действительно, придется. Да еще потом и срок отбывать, — понимающе откликнулся капитан. — Но и то и другое может быть сокращено. — Леонид Тимофеевич старался не торопить события. Волнение Боровца начинало передаваться и ему. — Только вот, пока вы сидите, кое-кто по столичным ресторанам разгуливает. Обидно, поди? — осторожно намекнул капитан.
При этих словах широкое лицо Боровца стало багровым.
— Не погуляет! — вскинул он свои острые пронзительные глазки на Пантюхова. — Ладно, Леонид Тимофеевич, — Боровец картинно затянул паузу, — ваша взяла. Дам я вам компромат на босса! Не верю, конечно, что вы его арестовать сможете. А если напрямую — не верю, что и задеть хоть малость сумеете. Но факты дам.
Уж очень ты мужик настырный — любого хохла, пожалуй, перешибешь. — Василий Иванович смачно сплюнул в урну. — Только наперед говорю: после не взыщите, в таком вопросе вы свою голову под топор подставляете. Лесенка-то пойдет аж до министерства. Поинтересоваться, наверное, хотите, почему сейчас прорвало? Отвечу. Ждал я, Леонид Тимофеевич, грешным делом, помощи от людей ждал! А сегодня на примере этого вот... — Боровец брезгливо кивнул в сторону стула, где недавно сидел Крюков, — убедился. Да что убедился — утвердился: дерьмо людишки-то. Даже те, кто в друзьях числился. Ты тут, зубы стиснув, прикрываешь кое-кого, на признательность рассчитываешь, а они, твари, уже молебен по тебе заказывают! Торопятся. Ну а в таком разе, и мне немым прикидываться — не резон. Пишите!
Василий Иванович поерзал на табуретке, откашлялся и стал рассказывать. И чем больше он рассказывал, тем горше становилось на душе у старшего следователя.