Степан Григорьевич отпивал из рюмки, совершенно не ощущая вкуса вина. О сыне думал он сейчас. О нем единственном, самом родном. А с сыном получалось неладно. Взять хотя бы последний эпизод на даче, уже перед самой армией.
Стоял теплый погожий день. В середине рабочего дня Степану Григорьевичу понадобилось забрать кое-какие документы: он часто работал на даче.
«Волга» затормозила прямо у резной калитки. Филиппов направился было к дому, но вдруг ощутил беспокойство: широкие окна были настежь открыты. Слышалась громкая музыка. «Кто бы это мог быть?» — неприятно удивился Филиппов. Жена сегодня дома. Сын работает до шести. Осторожно, оглядываясь на сидящего в машине шофера, потянул на себя дверную ручку. Дверь оказалась незапертой.
Еще на веранде он почувствовал незнакомый запах духов, уже торопливо прошел в просторную гостиную и остолбенел.
На передвижном столике стояли початые бутылки виски, отечественной «Экстры» и сухого вина. Глубокая фарфоровая пепельница была полна окурков, а на тахте!..
На тахте лежали три смятых женских платья и поверх них веером были рассыпаны цветные фотографии. Степану Григорьевичу приходилось, конечно, и раньше видеть порнографические открытки. Но здесь, в его доме! В его райском уголке!
С отвращением отбросив фото, Филиппов выпрямился. Только сейчас он заметил брошенный на стул пиджак. Это был костюм сына.
Он нашел их в высокой траве возле бани. Всех четверых. С одной стороны от любопытного взора компанию скрывал высокий сплошной забор, а с боков их прикрывали молодые сосенки и густые кроны жасмина.
Сына Степан Григорьевич узнал с большим трудом. Перед ним был чужой, незнакомый человек. Вот тогда-то, в тот августовский день Филиппов впервые после долгого перерыва схватился за сердце.
Юрия он отхлестал по щекам. Девиц полуодетыми вышвырнул с дачи. Но еще долго звучал в ушах удивленно-просящий голос сына: «Ну что ты, папа... Это всего лишь маленький сэйшен. Обычное дело на западе».
Нет, Степан Григорьевич давно не считал Юрия пай-мальчиком. Замечал за ним и дерзкие выходки, и порой нагловатые суждения о людях вообще и о женщинах в частности. Но чтобы такое!.. Сам Степан Григорьевич в общем-то не считал себя избалованным жизнью человеком. Да, отец занимал крупный пост в объединении «Краснодарнефть». Перед самой кончиной успел пристроить Степана Григорьевича референтом заместителя министра, но дальше... Дальше-то он сам пробивал себе дорогу. Дошел до заместителя управляющего союзным трестом, а после и возглавил трест. Нелегко было. Конкурентов — хоть отбавляй. И все-таки выдержал, сумел пробиться, отстоять свое место под солнцем.
Юрию явно импонировало, что отец занимает весьма ответственный пост. Он привык к машине у подъезда по первому звонку матери или по его собственному. «Отец задерживается в министерстве», — значительно говорил он знакомым по поводу частого позднего отсутствия Степана Григорьевича. Ему нравилась эта фраза.
А вот работать Юрий не любил — это не могло укрыться от матери. Помочь по дому, сходить в магазин за продуктами — извините: у него более важные дела.
Когда после десятилетки сын получил повестку из военкомата, он тут же кинулся в кабинет к отцу: помоги, избавь от призыва! И Степан Григорьевич помог. Это не составило большого труда. Труднее оказалось пристроить Юрия на работу. В институт на дневное отделение он не прошел (Степан Григорьевич переоценил его способности и не заручился на всякий случай поддержкой). Пришлось наверстывать упущенное задним числом — пропихивать отпрыска на вечерний факультет. Но там требовали справку с места работы. Конечно, Степану Григорьевичу ничего не стоило приткнуть Юрия на любой из подведомственных ему участков. Однако сына не устраивал любой. Ему нужно было туда, где бы, по его выражению, «и душа не скучала, и головушка не бренчала». Одно за другим отметал он предложения отца, пока не остановился на управлении автоматики, косвенно входившем в состав треста, где его (не без помощи Степана Григорьевича) «как студента-вечерника и будущего специалиста» авансом провели по ставке инженера.
— Ты все же, Юра, смотри, — напутствовал Филиппов сына, — отец отцом, а трудись, как положено, не ударь лицом в грязь.
— Краснеть не будешь, — уверял Юрий, обаятельно улыбаясь.
И действительно, жалоб на него не поступало. Но начальник управления автоматики, когда Степану Григорьевичу приходилось с ним сталкиваться, при расспросах о поведении сына на службе отводил в сторону глаза и отвечал весьма неопределенно: работает, дескать, помаленьку, работает, как все. Позднее Филиппов узнал, что, оказывается, сын частенько уходил с работы в служебное время, подолгу отсутствовал, прикрываясь будто бы полученными от отца поручениями.