— А чем для тебя такое обращение с управляющим союзным трестом, в случае чего, запа́хнуть может, соображаешь? — резко оборвал его начальник.
— Да! — Пантюхов напряженно замер. — Я понимаю, на что иду, и готов нести любую ответственность.
— Ну смотри, — Ярцев с грохотом отодвинул стул. — Мое дело предупредить!
В кабинет капитана они вошли вчетвером (вместе с двумя понятыми). При виде подполковника Степан Григорьевич невольно приподнялся. Опередив его, встали Ветров и Курганов.
Ярцев круто повернулся на каблуках. Нарочито официальным голосом сообщил свою должность и звание, а затем как-то тускло и бесцветно объявил о задержании управляющего.
— Меня?.. — только и смог вымолвить внезапно побледневший, как мел, Филиппов. — Вы меня здесь в каталажку?! — высокие стены кабинета закачались у него перед глазами. Ему на секунду показалось, что он находится не в служебной комнате, а на дне глубокого узкого колодца.
Когда сержант подвел Филиппова к металлической двери его камеры, произошла небольшая заминка. Сержант уже распахнул дверь, приглашая задержанного войти, но Степан Григорьевич оказал неожиданное сопротивление. Лишь на секунду заглянув внутрь камеры, он вдруг, набычившись, встал на самом проходе и изо всех сил уперся руками в косяки.
— Не могу... не могу я! — хрипло и судорожно забормотал управляющий.
— Чего — не можете? — вежливо осведомился сопровождающий. Но не получив ответа, принялся отдирать руки Филиппова от косяков. Ему удалось, наконец, водворить Степана Григорьевича на отведенное ему для ночлега место.
Глава 27
Домой в этот вечер Пантюхов пришел позже обычного. Вешая форменный полушубок, неловким движением оборвал вешалку. Потихоньку ругаясь, чтобы не разбудить дочь, принялся неуклюже поднимать упавшую вещь с пола. Расстегнув китель, против обыкновения, долго не снимал его.
— Что случилось? — встревоженно, тоже вполголоса, спросила жена. — Ты сам не свой.
— Да так, по работе... — попробовал уйти от объяснений Пантюхов. Но вскоре и сам не выдержал натянутого молчания:
— Задержал я его все-таки, Нина!
— Кого? — Нина Евгеньевна выключила закипевший чайник.
— Московского шефа Боровца. Управляющего союзным трестом.
— Ой, Леня!.. — жена чуть не расплескала кипяток мимо фарфоровой чашки. — А что же Ярцев?
— Скрипя зубами дал согласие.
Нина Евгеньевна видела, что мужу нелегко дается разговор. Уж коли он решил с ней поделиться, значит, здорово припекло.
— Ну а что ты, собственно, так расстроился? — попыталась она ободрить мужа. — Задержал и задержал. Закон ведь не нарушаешь. Раз правда на твоей стороне — борись!
Мягкий говорок жены действовал успокаивающе.
— Видишь ли, Нина, — он с благодарностью погладил ее теплую гладкую руку. — Задержание управляющего союзным трестом только первый шаг. И я бы его, возможно, не делал, пойди Филиппов хоть в чем-то навстречу следствию. Но он опровергал даже то, что опровергнуть попросту невозможно. А это уже страшно. Бесчестный человек, облеченный такой властью...
Леонид Тимофеевич наконец-то снял китель.
— Ведь масштабы-то у него внушительные. Каждый взятый им рубль, наверное, тысячными потерями оборачивается.
— Тем более, ты справедливо поступил. Уголовный кодекс ведь не предусматривает различие по чинам. Он для всех один!
— Эх, Нина!.. — Леонид Тимофеевич прижал ее голову к своей груди. — Я сделал только один шаг. А следующий... Следующим, если чутье меня не обманывает, скорее всего должен быть арест управляющего.
— Так арестуй, — не задумываясь, откликнулась жена.
— А-рес-туй, — снова уходя в себя, медленно, по слогам повторил Пантюхов. — Легко сказать. А сделать? — он поудобнее устроился на табуретке и оперся плечами о прохладную кухонную стенку. — Да для ареста управляющего Ярцев потребует таких доказательств, каких не только я, а, пожалуй, и Шерлок Холмс не сумел бы сыскать. Еще бы! — Леонид Тимофеевич скривил губы, явно пародируя своего начальника. — Это ведь не карманник какой-то зачуханный, а руководитель союзного масштаба. Как же можно обидеть. Упаси бог!
— Смотри, конечно, Леня, — осторожно вымолвила жена. — Лишний раз ссориться со своим подполковником тебе тоже ни к чему. Может, и без ареста дело обойдется.
— Если бы обошлось, — глубоко вздохнул Пантюхов. — Я ведь крови не жажду. Сделал ошибку — признай откровенно. Да не все, к сожалению, признаются. Далеко не все.
— Жестокая все же у вас работа, — невольно вырвалось у Нины Евгеньевны. — Хватай, сажай! Что бы тебе в народном хозяйстве устроиться, жил бы как все люди.