Дрожащие пальцы плохо слушались. Несколько раз Елизавета Максимовна набирала не те цифры.
Наконец в трубке раздался знакомый густоватый басок.
— Виталий Борисович? — все еще глотая слезы, выговорила Филиппова. — Виталий Борисович, это Елизавета Максимовна! Жена Степана Григорьевича. Вы уж извините, пожалуйста. Беда у нас. Над мужем, Степой, милиция в Новосибирске издевается! — она всхлипнула.
— Почему в Новосибирске? — не понял Хмельнов.
— Да вызвали его туда, как свидетеля по делу начальника новосибирского спецмонтажного управления, а сами сегодня нагрянули к нам с обыском. И Степы все нет, — Филиппова зарыдала. — Я вас очень прошу — помогите. Степа — он ведь только и живет-то своей работой, — Филиппова прекратила причитать, чтобы расслышать ответ. — Спасибо. Большое вам спасибо! Я так растерялась. Поймите меня правильно. Извините за беспокойство.
Утром Филиппова дала телеграмму сыну: «С отцом очень плохо. Срочно приезжай». Но этим не исчерпывались все принятые Елизаветой Максимовной меры по спасению супруга. Круг влиятельнейших знакомых был велик, и она не собиралась упускать ни малейшей возможности.
Прошло совсем мало времени с момента обыска на квартире Филиппова, а Ветров и Карташов стали чувствовать: что-то изменилось. Ощущалось явное давление на следствие. Первый сигнал о начале ответной атаки поступил на вторые сутки их пребывания в столице, незадолго до конца рабочего дня.
С утра Григорий Павлович и Карташов в сопровождении сотрудника столичного управления по борьбе с хищениями социалистической собственности съездили на подмосковную дачу Филиппова для проведения обыска. Соответствующие санкции на обыски в квартире, на даче и на работе управляющего союзным трестом они получили еще в Новосибирске от областного прокурора. Дача выглядела внушительно.
— Это ж надо, такие хоромы отгрохать! — притопывая ногами от холода, подивился старший лейтенант Ветров.
Трехконфорочная газовая плита, которую они разыскивали, оказалась там, где ей и положено быть, — в оклеенной цветными обоями опрятной кухоньке.
— Муж приобретал, а где — я не знаю, — нехотя пояснила Елизавета Максимовна, подписывая вслед за понятыми протокол, к которому прилагалась и опись всего дачного имущества.
Это был последний до приезда Пантюхова обыск, проведенный без особых помех.
В союзном тресте, располагавшемся на улице Горького, дела пошли сложнее. Секретарша долгое время не соглашалась открыть им служебный кабинет Филиппова.
— Ну и что, что ордер есть! — выпятив нижнюю губу, упрямо твердила она. — Приедет Степан Григорьевич, тогда и приходите. Там же у него важные документы. Как я могу?
А через полчаса после того, как Ветров с Карташовым, захватив в понятые все ту же секретаршу и вахтера, все же прорвались в апартаменты Филиппова, на его столе зазвонил зеленый телефон министерской связи.
— С кем я разговариваю?! — услышал резкий, как удар бича, вопрос взявший трубку Ветров. Григорий Павлович назвал себя.
— Заместитель министра Хмельнов. По какому праву производите обыск?! — Похоже, на другом конце провода назревала буря. — Плевать мне на ваши ордеpa, — не дослушав ответа, продолжал бушевать Хмельнов. — Немедленно прекратите беззаконие! Вы слышите — немедленно!
Григорий Павлович заметил, как ядовито улыбается секретарша. Похоже, она не бездействовала, пока они ходили за вахтером.
— На вашего управляющего в Новосибирске подготовлено постановление об аресте! — старший лейтенант не мог уже больше разговаривать нормальным тоном. — И сегодня оно должно вступить в силу.
Говоря это, Ветров припомнил слова провожавшего его Пантюхова: арест Филиппова абсолютно необходим, и я предприму все возможное для получения прокурорской санкции.
— Такое постановление никогда не вступит в силу! Не наживайте себе неприятностей, вы не в Сибири, — в трубке послышались отрывистые короткие гудки.
Все понявший Карташов торопливо заканчивал составление протокола. Собственно, то, что их больше всего заинтересовало, они уже нашли: три объемистых папки рассматриваемых в тресте рацпредложений. Особенно привлекла внимание желтая кожаная папка. В ней находились некоторые рацпредложения новосибирского спецмонтажного управления. Среди авторов этой папки упоминался Боровец. В сейфе обнаружили девятьсот семнадцать рублей. В основном — четвертными купюрами. Но папки... Это было самое важное.