И Карташов и Ветров уже имели опыт работы с документами в спецмонтажном управлении. Они хорошо представляли, что бризовские бумаги должны храниться в бюро по рационализации и изобретательству или в соответствующем отделе, но уж никак не в кабинете руководителя организации. Конечно, по долгу службы Филиппов мог затребовать документы для себя. Но чтобы понадобились папки за несколько лет подряд... Причем, даже уезжая, управляющий не посчитал нужным вернуть их на место. Такое вряд ли можно объяснить простым стечением обстоятельств.
Ветров напомнил Карташову, чтобы он обязательно указал в описи обнаруженного в кабинете эти самые папки, но изъятие их в тот же момент показалось Григорию Павловичу преждевременным. Какая, в принципе, разница — лежат они здесь или в БРИЗе. Главное — в тресте. А тут еще звонок заместителя министра.
Уже через несколько дней старшему лейтенанту пришлось пожалеть о своей непредусмотрительности.
Из треста Ветров с Карташовым возвращались в подавленном состоянии. Грубое вмешательство Хмельнова в их работу оставило горький осадок на душе.
— А что, если нам его самого допросить? — обратился Григорий Павлович к понуро молчавшему Владимиру, когда они уже шли к главному следственному управлению.
— Да разве позволят?! — махнул рукой Владимир. — Чтобы заместитель министра перед нами отчитывался?.. — Он поднял недоверчивые глаза на Ветрова. — И не надейся зря.
— Нет, не зря, — начал заводиться старший лейтенант. — Он же проходит по следственным материалам! Телевизор-то, краденный у государства, ему преподнесли. И есть подозрение, что случай этот не единичен. А ты говоришь — зря!
Ветров спорил с Карташовым, а фактически убеждал самого себя. Когда в далеком уже теперь 1959-м сельский райком комсомола направил его — двадцатитрехлетнего парня — на работу в органы, многое ему в милицейской работе представлялось иначе, чем теперь. И хотя к тому времени Гриша успел уже поработать, имел определенный жизненный опыт, напутственные слова секретаря райкома воспринял, как пионер клятву на торжественной линейке.
«Направляем на самый ответственный участок, — твердым голосом, в упор глядя на Ветрова, чеканил секретарь. — Передовая линия! Почти тот же фронт. Туда выбираются наиболее достойные, кристально честные и принципиальные товарищи. Других в органах не держат. Надеемся, что не подведешь и совесть свою комсомольскую ни при каких обстоятельствах по мелочам не разменяешь».
Крепко запомнилось Грише это напутствие. Но, как показало будущее, красивые, сказанные в парадной обстановке, слова — одно, а реальная действительность, к сожалению, часто — другое. Насчет передовой линии и почти фронта все оказалось правдой. И опасностей, и забот у милиционеров хватает через край. А вот с поголовной кристальной принципиальностью и честностью в рядах сотрудников органов внутренних дел вышел перебор. Увы, попадались здесь и карьеристы, и ловкачи, и просто люди с неустойчивой жизненной позицией. Они, естественно, никогда не составляли большинства; но вред делу охраны правопорядка наносили немалый. В прямой зависимости от занимаемого ими положения на служебной лестнице.
Выражения типа «не раздувать дело», «спрятать под сукно» постепенно перестали шокировать Ветрова. Это не означало, что он смирился, но подтверждало факт: парадные выступления по праздникам и рабочие будни, как говорят в Одессе, — две большие разницы.
— Вот сейчас доложим в Главном следственном управлении про звонок Хмельнова и потребуем разрешения на допрос, — подбадривал больше себя, чем напарника, Ветров. Карташов молчал.
Хотя рабочий день закончился, генерал-майор Петр Ефимович Воронов оказался на месте. На рабочем столе в его маленьком кабинете громко трезвонил телефон специальной связи. Генерал кому-то отвечал, на что-то жаловался.
— Ну как дела, сибиряки? — кивнул он заглянувшим в дверь следователям. — Докладывайте! Как вам ребята из УБХСС помогают? — не дождавшись ответа, снова спросил он.
— Помогать-то помогают, — откликнулся Григорий Павлович. — Только сейчас нам, кроме вас, вряд ли кто поможет.
— Что так? — Петр Ефимович осторожно погладил лысоватую макушку, обрамленную реденькими седоватыми волосами.
Ветров подробно, в деталях, доложил про звонок заместителя министра Хмельнова и еще раз напомнил Воронову о роли этого человека в деле Боровца.
— Допросить, значит, жаждете, — крякнул генерал. — Мы, мол, из Сибири — ни медведя, ни министра не боимся. Подать нам его сюда! Лихо, братцы, лихо!