Скамьи? Собирали ли осколки охваченные ужасом прихожане и прятали ли их до тех пор, пока их не переплавят или не превратят в изображения почитаемых персонажей из потустороннего мира? Дети ли уносили горстями разноцветные осколки, чтобы потом, прищурившись, смотреть сквозь них на деревья или небо, или пытались сложить их так, как они были когда-то, или угадывать, представлял ли тот или иной осколок когда-то часть развевающейся мантии, сияющий нимб, восторженное лицо?
Согласно истории, которой меня учили в детстве, изображения в разбитых окнах были выражением старой веры Англии. Витражи пережили на столетие молитвы, церемонии и облачения, уничтоженные во время Протестантского восстания, как нас учили это называть. Если бы я в школе читал о разбитых окнах, я бы, возможно, пожалел об уничтожении стольких прекрасных изображений, но я бы счёл, что без стекол окна – это как раз то, чего заслуживали предатели-протестанты. Пустые оконные проёмы напоминали мне незрячие глаза людей, слепых к истине. Они отменили цветные ризы, золотые дарохранительницы, само Святое Причастие. Теперь пусть они поют и проповедуют в чёрных сутанах и белых стихарях, при ясном свете дня, не запятнанном никаким стеклом былых времён. Вряд ли я бы так подумал, читая во взрослой жизни о разбивателях окон, но первый взгляд на окно на крыльце соседней церкви вызвал у меня лёгкое негодование от того, что протестантская секта, основанная менее трёх веков назад, украшает своё скромное место поклонения в стиле церкви, которая просуществовала почти два тысячелетия до появления их новоявленной фракции. Даже окружение небольшого каменного здания вызывало у меня некоторое негодование. Мимо церкви не ведёт ни одна пешеходная тропинка. Между обочиной дороги и границей церковного двора земля под скошенной травой неровная. Не желая останавливаться и глазеть на проходящих мимо, я вынужден учиться всему, что могу, опасаясь подвернуть лодыжку.
То, что я узнал месяц назад, впервые увидев церковь, я описал в предыдущем абзаце. До сегодняшнего утра я не узнал ничего больше. Я даже не знал, проводятся ли в церкви ещё службы. (Англиканская и лютеранская церкви, небольшие здания из вагонки, имеют таблички снаружи с датой и временем следующей службы. Католическая церковь из вагонки была снесена за несколько месяцев до того, как я…
(Прибыли сюда; здание кишело термитами и было признано небезопасным.) Сегодня утром я собирался в свою первую поездку через границу. Я собирался отправиться на скачки в городок, названный так из-за своей близости к границе. Пока мотор моей машины работал, я пошёл открывать ворота. Перед церковью стоял ряд машин. По-видимому, шла служба. Даже сейчас мне трудно объяснить, зачем я это сделал, но я заглушил двигатель и медленно направился к церкви, словно совершая утреннюю прогулку. Я без труда пересчитал машины прихожан. Их было семь. Все они были большими, последних моделей, какие принадлежат фермерам в округах вокруг этого городка. Я предположил, что каждая машина привезла в церковь пару средних лет. Возможно, несколько человек дошли до церкви пешком из домов в городке, но прихожане едва ли насчитывали двадцать. Проходя мимо церкви, я не слышал ни звука, но на обратном пути услышал пение и звуки музыкального инструмента. Я всегда предполагал, что конфессия, к которой принадлежала эта церковь, поёт радостно и от всего сердца.
Правда, я находился в десяти шагах от заднего крыльца, но задняя дверь церкви и наружная дверь крыльца были открыты из-за жары, и всё же пение звучало слабо и почти робко. Голоса прихожан едва перекрывали звуки органа, или как там они называли инструмент, аккомпанировавший им. Я записал голоса. В тот момент в собрании слышались голоса, но мне показалось, что это были исключительно женские голоса. Если мужчины и пели, то за стенами здания их не было слышно.
Я переехал в этот район недалеко от границы, чтобы проводить большую часть времени в одиночестве и жить по нескольким правилам, которым давно хотел следовать. Я уже упоминал, что берегу глаза. Я делаю это для того, чтобы быть более внимательным к тому, что появляется на краях поля моего зрения; чтобы я мог сразу заметить любой объект, настолько требующий моего внимания, что одна или несколько его деталей кажутся дрожащими или возбужденными, пока у меня не возникнет иллюзия, что мне подают знаки или подмигивают. Другое правило требует, чтобы я записывал все последовательности образов, которые приходят мне на ум после того, как я обратил внимание на сигнал или подмигивающую деталь. Сегодня утром я собирался пересечь границу, но отложил свой отъезд, вернулся к своему столу и сделал заметки для того, что подробно изложено в следующих параграфах.