Место, где я иногда навещал персонажа, которого знал больше всего как Святое Причастие, я писал далее, что несколько раз заглядывал в тот или иной из увесистых требников и молитвенников, которые весь день лежали на скамьях часовни. Каждый из братьев преклонял колени на своём месте в часовне во время утренней мессы и всякий раз, когда он и его собратья собирались в течение дня для молитвы, и оставлял свои книги рядом. Иногда, если я был один в часовне, я брал ближайшую книгу и рассматривал несколько из множества так называемых святых карточек, торчащих между страницами книги. (Шестьдесят лет назад, и ещё несколько лет спустя, священники, а также религиозные и благочестивые миряне собирали коллекции таких открыток, которые им дарили на дни рождения, знаменательные праздники, годовщины рукоположений, свадеб и других подобных событий. На лицевой стороне святой открытки была иллюстрация, а на обороте – молитва или благочестивое обращение.) Мне было любопытно узнать, какие так называемые особые благочестивые практики могли культивировать мои учителя: какие образы они могли держать в уме во время молитвы. Я не питал особого уважения к братьям, которые учили меня. Я считал большинство из них невежественными и некомпетентными учителями. И всё же мне иногда было жаль их из-за их, казалось бы, унылой жизни, и мне хотелось бы узнать, просматривая их молитвенники, что многие из них могли вызывать богатый и разнообразный мысленный пейзаж всякий раз, когда молились.
Я помню только одну из карточек, на которую я украдкой взглянул. Она принадлежала одному из самых молодых братьев. Я знал этого человека по имени, но он никогда меня не учил. На лицевой стороне карточки было изображение Девы Марии. Изображённое лицо принадлежало молодой женщине, едва ли старше девочки, по-видимому, англо-кельтского происхождения и гораздо более привлекательной, чем многие подобные иллюстрации, которые я раньше видел на святых карточках. Оборотная сторона изначально была пустой, но владелец карточки написал на ней карандашом несколько резолюций того рода, которые ревностный молодой монах той эпохи, должно быть, часто писал на обороте святой карточки, произнеся эту резолюцию про себя, как будто в присутствии персонажа, изображённого на карточке. Я давно забыл все резолюции, кроме одной. Этот памятный отрывок гласит следующее: « Береги глаза, пока находишься в городе».
В первые десятилетия XX века религиозные ордена, состоящие из священников, братьев или монахинь, в основном обучали своих послушников, послушников и принявших монашество учеников вдали от столиц. Настоятели религиозных орденов, по-видимому, считали сельскую местность лучшим местом для обучения.
Место для молодых людей, которые могли бы поддаться искушению отпасть от своего религиозного рвения, если бы постоянно подвергались так называемым отвлечениям городской жизни. Некоторые ордена возводили здания по собственному проекту на окраинах провинциальных городов или поселков. Ордены поменьше приобретали и переоборудовали для собственных нужд особняки, построенные задолго до этого богатыми скотоводами. Братский орден, о котором идет речь, использовал в качестве учебного дома несколько новых зданий, расположенных вокруг особняка, ранее принадлежавшего, так сказать, знатной семье, в западном районе штата, прилегающем к его северной границе. Ученикам братьев иногда показывали фотографии их учебного дома. Я с трудом могу припомнить новые здания, служившие учебными классами и общежитиями, но я до сих пор помню здание, в котором находились братская резиденция и часовня: двухэтажное каменное здание, окруженное как минимум с трех сторон верандами на двух уровнях. На фотографиях, которые я видел шестьдесят лет назад, веранды были пусты, но сейчас я вижу их в тени множества решёток, увитых виноградной лозой, а кое-где обставленными стульями и кушетками из тростника. На одном из таких мест группа женщин собралась, словно позируя для фотографии. Некоторые из них пожилые, другие – почти девочки. Большинство в белых или светлых платьях, длинных, давно вышедших из моды. На некоторых – широкополые соломенные шляпы; другие прикрывают глаза руками, глядя на ярко освещенные пастбища среди преимущественно ровной, поросшей травой местности.
В течение многих лет после того, как я впервые прочитал резолюцию на обороте упомянутой выше святой карточки, я предполагал, что автор резолюции написал её сравнительно недавно. Я предполагал, что упомянутый город был его пригородом, куда он ездил каждую неделю, чтобы судить школьные футбольные или крикетные матчи. Или, я предполагал, что упомянутый город был центральной частью столицы, через которую он проезжал на трамвае в определённые дни, когда ему, как студенту-заочнику, нужно было посещать какую-то лекцию или семинар в университете. Я предполагал, что этот человек хотел защитить свои глаза от вида множества изображений молодых женщин с голыми ногами и глубокими декольте у кинотеатров, мимо которых он проходил. Однако, пока я писал предыдущие два абзаца, я видел, что автор резолюции написал её ещё молодым человеком, почти мальчиком. Я видел, что он был ещё учеником в учебном центре своего монашеского ордена в западном районе штата к северу от штата, где он позже преподавал во внутреннем восточном пригороде столицы. Я видел, как он писал о