Лет тридцать назад я читал рецензию на одну научную книгу, часть текста которой состояла из отрывков из дневников нескольких мужчин, путешествовавших по Англии в годы Содружества и разбивавших витражи. Мужчины стояли на лестницах и разбивали витражи палками или топорами. В своих дневниках они указывали названия каждой церкви, которую посетили, и количество разбитых ими окон.
Они часто заявляли в дневниках, что творят дело Господне или прославляют Его. Я никогда не путешествовал дальше, чем за день пути по дороге или по железной дороге от места своего рождения. Чужие страны существуют для меня как мысленные образы, некоторые из которых яркие и подробные, а многие возникли, когда я читал художественные произведения. Мой образ Англии – это преимущественно зелёная топографическая карта, богато детализированная, но сравнительно небольшая для страны-образа. Читая рецензию на упомянутую книгу, я задавался вопросом, как витражи могли остаться в стране после того, как упомянутые люди проделали свою масштабную работу. Я также задавался вопросом, что стало со всеми разбитыми стёклами. Я предположил, что люди атаковали окна снаружи – били палками и топорами по тусклому на вид стеклу, не зная, что оно изображает или даже какого оно цвета, если смотреть с другой стороны. Как долго цветные осколки и черепки оставались лежать в проходах и на
Скамьи? Собирали ли осколки охваченные ужасом прихожане и прятали ли их до тех пор, пока их не переплавят или не превратят в изображения почитаемых персонажей из потустороннего мира? Дети ли уносили горстями разноцветные осколки, чтобы потом, прищурившись, смотреть сквозь них на деревья или небо, или пытались сложить их так, как они были когда-то, или угадывать, представлял ли тот или иной осколок когда-то часть развевающейся мантии, сияющий нимб, восторженное лицо?
Согласно истории, которой меня учили в детстве, изображения в разбитых окнах были выражением старой веры Англии. Витражи пережили на столетие молитвы, церемонии и облачения, уничтоженные во время Протестантского восстания, как нас учили это называть. Если бы я в школе читал о разбитых окнах, я бы, возможно, пожалел об уничтожении стольких прекрасных изображений, но я бы счёл, что без стекол окна – это как раз то, чего заслуживали предатели-протестанты. Пустые оконные проёмы напоминали мне незрячие глаза людей, слепых к истине. Они отменили цветные ризы, золотые дарохранительницы, само Святое Причастие. Теперь пусть они поют и проповедуют в чёрных сутанах и белых стихарях, при ясном свете дня, не запятнанном никаким стеклом былых времён. Вряд ли я бы так подумал, читая во взрослой жизни о разбивателях окон, но первый взгляд на окно на крыльце соседней церкви вызвал у меня лёгкое негодование от того, что протестантская секта, основанная менее трёх веков назад, украшает своё скромное место поклонения в стиле церкви, которая просуществовала почти два тысячелетия до появления их новоявленной фракции. Даже окружение небольшого каменного здания вызывало у меня некоторое негодование. Мимо церкви не ведёт ни одна пешеходная тропинка. Между обочиной дороги и границей церковного двора земля под скошенной травой неровная. Не желая останавливаться и глазеть на проходящих мимо, я вынужден учиться всему, что могу, опасаясь подвернуть лодыжку.
То, что я узнал месяц назад, впервые увидев церковь, я описал в предыдущем абзаце. До сегодняшнего утра я не узнал ничего больше. Я даже не знал, проводятся ли в церкви ещё службы. (Англиканская и лютеранская церкви, небольшие здания из вагонки, имеют таблички снаружи с датой и временем следующей службы. Католическая церковь из вагонки была снесена за несколько месяцев до того, как я…