Более тридцати лет назад я переписал от руки из главного произведения Марселя Пруста отрывок, якобы объясняющий, почему связь между читателем и вымышленным персонажем теснее любой связи между людьми из плоти и крови. Я положил это высказывание в свои файлы, но только сейчас, после почти часовых поисков, не смог его найти. Сначала я скопировал высказывание, потому что не мог его понять. Я понимал, что пытался объяснить Пруст, но не мог понять его объяснения. Я сохранил высказывание в архиве в надежде, что смогу позже изучить его, пока не смогу понять. Сегодня, пока я писал предыдущие абзацы, я, кажется, пришёл к собственному объяснению близости между читающим мальчиком и вспоминающим мужчиной, с одной стороны, и женщиной, с другой стороны.
Персонажи, созданные вымыслом. (Я не считаю мальчика и мужчину вымышленными персонажами. Я пишу не художественное произведение, а изложение, казалось бы, вымышленных событий.) Затем я почувствовал побуждение ещё раз обратиться к высказыванию Марселя Пруста, чтобы сначала попытаться понять его, а затем сравнить его объяснение со своим собственным. Я ещё раз посмотрю это высказывание в будущем, но пока меня это нисколько не смущает. Возможно, у Марселя Пруста и было своё объяснение, но теперь у меня есть своё.
Кажется, я помню, как Марсель Пруст писал, что автор художественной литературы способен так точно передать чувства вымышленного персонажа, что читатель ощущает себя ближе к нему, чем к любому живому человеку. Видел ли я слово « чувства» в английском переводе, который читал давным-давно? И если читал, было ли это слово ближайшим английским эквивалентом французского слова, использованного Марселем Прустом для обозначения той драгоценной вещи, которую писатель художественной литературы сообщал читателю? Раньше я бы постарался ответить на эти вопросы. Сегодня же я довольствуюсь собственной формулировкой: иногда, читая художественное произведение, я, кажется, знаю, что значит знать сущность той или иной личности. Если бы меня попросили объяснить значение слова « сущность» в предыдущем предложении, я бы обратился к той части меня (кажущейся части моего кажущегося «я»?), которая постигает (кажется, постигает?) знание (кажущееся знание?), упомянутое в предыдущем предложении.
После того, как я написал предыдущий абзац, мне удалось найти в своих файлах утверждение, которое я скопировал более тридцати лет назад из биографии Джорджа Гиссинга. «Какой фарс эта „Биография“», — написал однажды Джордж Гиссинг в письме. «Единственные настоящие биографии можно найти в романах».
Вся задняя страница суперобложки моего экземпляра биографии Джорджа Гиссинга отведена под репродукцию черно-белой фотографии молодой женщины, автора этой книги. Она была сфотографирована в профиль. Она сама решила, или ей было указано, встать боком к камере. Из-за неясности, окружающей её, невозможно определить, позировала ли она в помещении или на улице; позади неё – кирпичная или каменная стена; на заднем плане – ещё одна стена, образующая прямой угол с первой; во второй стене – то, что на первый взгляд кажется дверным проёмом, ведущим в ярко освещённую другую комнату или наружу, на яркий дневной свет, но это может быть всего лишь прямоугольное пятно света, отражённое от какого-то окна или зеркала за пределами досягаемости камеры. Всякий раз, когда я беру книгу в руки и…
Взглянув заново на заднюю сторону суперобложки, я сначала замечаю дверной проём, но мгновение спустя замечаю столь же заметную освещённую область на переднем плане в верхней части книги. Автор пристально смотрит, в то время как яркий источник света откуда-то спереди формирует световые зоны на части её лба, на ближней скуле, на подбородке, на переносице и на роговице ближнего глаза. (Её дальний глаз скрыт от глаз.) Лицо автора, возможно, не привлекло бы моего внимания, если бы я сначала увидел его равномерно освещённым дневным или электрическим светом, но изображение её лица на репродукции фотографии на суперобложке её биографии Джорджа Гиссинга – этот образ остался со мной на протяжении тридцати или более лет с тех пор, как я впервые купил книгу и поставил её на полку. Я прочитал саму книгу через год после покупки, но в последующие годы часто брал её с полки и смотрел на заднюю страницу суперобложки. Иногда я пристально смотрел на фон, и особенно на прямоугольное пятно света, пытаясь понять, в каком месте позировала молодая женщина или в каком именно она настояла на том, чтобы позировать. Однако чаще всего я смотрел на изображение молодой женщины.