Я смотрел, потому что чувствовал, что в результате моего пристального взгляда мне может явиться нечто ценное. Я старался смотреть на изображение лица молодой женщины тем же пристальным взглядом, которым когда-то молодая женщина смотрела на что-то видимое, а может быть, и невидимое, по ту сторону света, выделявшего выступы её лица. Я старался смотреть так, словно мне могло бы явиться нечто значимое, если бы я только мог отвернуться от всех посторонних объектов зрения или увидеть их за ними; если бы я только мог видеть по-настоящему и не отвлекаясь. После того, как я не увидел того, что надеялся увидеть, я позволил своим глазам снова перейти от одного освещённого участка к другому и, наконец, остановиться на самой захватывающей детали: нити тени, заключённой в два световых полукруга, которые вместе представляли собой роговицу и радужную оболочку правого глаза молодой женщины, как они выглядели в тот момент, когда её фотографировали, направляя на неё яркий свет. Иногда яркие полукруги в передней части её глаза напоминали мне теорию зрения, которой верили в те или иные ранние века. (Если такая теория никогда не считалась верной, то мне приснилось, что я о ней читал, но эта теория, будь то явная или во сне, остаётся актуальной для этого отрывка.) Согласно этой теории, человек воспринимает объект зрения посредством луча света, испускаемого через глаз. Луч выходит из глаза и затем…
делает видимым объект зрения. Если бы я придерживался этой теории, я бы, вероятно, предположил, что юную биографию сфотографировали как раз в тот момент, когда её взгляд упал на объект, представлявший для неё особый интерес: возможно, на объект, видимый только ей.
На суперобложке её биографии Джорджа Гиссинга почти нет никаких подробностей о жизни молодой женщины. Поэтому я не могу представить её вспоминающей так называемые сцены из прошлого или мечтающей о каком-то будущем. Я знаю её только как биографа Джорджа Гиссинга и, согласно суперобложке первого издания её биографии, автора пяти книг художественной литературы. И поэтому, всякий раз, когда мне кажется, что она смотрит безучастно вперёд, я представляю её мысленные образы как заимствованные из того или иного из пяти художественных произведений, написанных ею, в то время как её взгляд был также отведён от того, что обычно называют миром, или как заимствованные из того или иного из множества художественных произведений, написанных человеком, умершим примерно за сорок лет до её рождения; я думаю о ней как о созерцающей сущности персонажей.
Я написал два предыдущих абзаца, пока упомянутая книга стояла на своём обычном месте на полке. После того, как я написал фразу « сущности Только что просмотрев эти персонажи , я почувствовал побуждение достать книгу и положить её рядом с собой, задником суперобложки вверх. Мой взгляд повёлся по привычному маршруту: от прямоугольной зоны света к источнику света за пределами иллюстрации, затем обратно к чётко выраженным чертам молодой женщины, смотрящей прямо перед собой, и, наконец, к поверхности её ближнего глаза. Теперь же, однако, по какой-то причине, этот кажущийся объект моего зрения кажется чем-то иным, нежели изображением человеческого глаза. Теперь я могу на мгновение отвлечься от окружающих зон света и тени – изображений частей человеческого лица – и различить из трёх простых пятен и полос – двух белых, окружающих одну тёмно-серую, – изображение целого и совершенного стеклянного шарика. По прошествии этого мгновения окружающие зоны, как я их назвал, возвращаются в поле моего зрения, но кажущийся стеклянный шарик остаётся в их центре. То, что я вижу, – это не гротеск – молодая женщина с глазом в виде шара из цветного стекла, – а нечто, безусловно, анатомически невозможное: молодая женщина, крепко держащая стеклянный шарик между верхним и нижним веком перед нормальным глазом. Присутствие там стеклянного шарика вполне может объяснить особую интенсивность взгляда молодой женщины.
Прежде чем я впервые увидел стеклянный шарик, лежащий прямо перед глазом, я был
Я не мог объяснить, почему у молодой женщины часто был такой вид, будто она пристально смотрит на что-то, видимое только ей: на что-то, словно висевшее на полпути перед ней, хотя и не существовавшее нигде, кроме её воображения. Как, задавался я вопросом, молодой женщине удавалось так сосредоточивать внимание, позируя перед камерой среди ярких источников света? Если она подносила к глазному яблоку цветной стеклянный шарик, всё объяснялось.