Сколько раз с тех пор, как я впервые услышал историю этой женщины, я пытался оценить те примечательные ментальные события, которые, должно быть, произошли в её сознании после того, как она покинула церемониальный зал священников? Если бы только мне хватило сообразительности спросить женщину в тот вечер в баре, что, по её мнению, стало с образами, связанными с её верованиями всей жизни, разве я бы тогда сам мельком увидел, как она видит, как краска уходит с высоких витражей церкви, где она молилась с детства? Как с мужчин, давших обет целомудрия, срывают облачения? Как любимый образ её любящего спасителя уходит в те области сознания, где порхают или колышутся фигуры мифов и легенд?
Когда я когда-то давно пытался узнать по книгам о работе разума, меня одинаково беспокоило, читал ли я художественную или документальную литературу. Точно так же, как мне было трудно и не удавалось следить за сюжетами и понимать мотивы персонажей, мне было трудно понимать аргументы и концепции. Я терпел неудачу как читатель художественной литературы, потому что постоянно был занят не кажущимся содержанием текста, а действиями персонажей, которые являлись мне во время чтения, и пейзажем, который появлялся вокруг них. Мой мир образов часто был лишь отдалённо связан с текстом перед моими глазами; любой, кто был посвящён в мои кажущиеся видения, мог бы подумать, что я читаю какой-то едва узнаваемый вариант текста, своего рода апокриф опубликованного произведения. Как читатель текстов, предназначенных для объяснения разума, я терпел неудачу, потому что слова и фразы перед моими глазами создавали лишь самые скудные образы. Чтение о нашем разуме или разуме , и о предполагаемых инстинктах, способностях или
способности, не говоря уже о таких фантазмах, как эго , ид и архетип , я полагал, что бесконечные, кажущиеся пейзажи моих собственных мыслей и чувств должны быть раем по сравнению с унылыми местами, где другие помещали свои «я», свои личности или как там они называли свои ментальные территории. И поэтому я давно решил больше не интересоваться теорией и вместо этого изучать действительность, которая была для меня кажущимся пейзажем за всем, что я делал, думал или читал.
Предыдущее предложение может показаться намеком на то, что я рано начал хладнокровно наблюдать за тем, что, как мне казалось, было содержанием моего разума. Нет, большую часть жизни я едва находил время наблюдать, не говоря уже о том, чтобы размышлять, над бурлящим потоком мысленных образов, накапливавшихся с каждой минутой, хотя я часто предполагал, что тот или иной характерный образ может однажды стать единственным доказательством того, что я не только жил в то или иное время в том или ином месте, но и знал и чувствовал, что живу именно так. Теперь, наконец, в этом тихом городке близ границы я могу записать свою собственную историю образов, которая включает, конечно, мои размышления о таких событиях образов, которые развернулись, когда малоизвестный автор художественных произведений, казалось, помнил из всех лет, когда он ежедневно молился и поклонялся, только одно утро, когда он помочился в алтарное вино, или такие, которые развернулись, когда некая женщина, всю жизнь верующая, во время похорон увидела не восхитительные подробности торжественного ритуала, а что-то, что заставило ее с отвращением отвернуться.
Возможно, я не зашёл далеко в своих рассуждениях, упомянутых только что, но я могу многое рассказать о некоторых своих переживаниях, пришедших мне на ум при написании предыдущих абзацев. В двадцать лет, читая тот или иной роман Томаса Харди, я с удивлением обнаружил, что тихо и спокойно сделал то, о чём меня часто предупреждали, если я буду читать произведения атеистов, агностиков, пантеистов или практически любого писателя, кроме Гилберта К. Честертона, Илера Беллока, Этель Маннен и, возможно, Франсуа Мориака. Случилось именно то, что предсказывали мои учителя, пасторы и родители: я читал без разбора и в результате утратил веру. Почему я понес эту утрату, читая Томаса Харди, – не тема этого отчёта, хотя я не могу удержаться от того, чтобы не упомянуть здесь то, что я прочитал всего несколько лет назад в каком-то эссе или статье. По словам Г.К.