Дом был так основательно отремонтирован, и у меня было так мало воспоминаний о моих давних визитах туда, что я не знал, кто раньше занимал спальню, где я лежал. Возможно, там спал мой друг в детстве и юности, тот самый, который часто рассказывал мне в школьные годы, что смотрел накануне вечером тот или иной фильм в том или ином кинотеатре в том или ином пригороде, соседствующем с его собственным, и…
Впоследствии в его тёмной спальне он видел то одно, то другое изображение кинозвезды. Отец моего друга баловал мальчика, оставшегося без матери, который мог свободно ходить в кино, когда ему вздумается. Я жил в то время в пригороде, где проходила железнодорожная ветка, проходившая через пригород моего друга.
Даже если бы кинотеатры были поблизости, и даже если бы мои родители смогли найти деньги, мне бы разрешили посмотреть лишь один фильм изредка. Иногда в моей тёмной спальне мне являлся образ кинозвезды, но обычно это было чёрно-бело-серое изображение, взятое из той или иной газетной иллюстрации. Большинство образов женщин, которые мне являлись, были списаны с людей, которых я видел, путешествуя на поезде в восточный пригород и обратно, где я учился в средней школе. И хотя я впервые увидел этих людей при дневном свете, их образы казались мне менее живыми и яркими, чем если бы они были получены с крупных планов кинозвёзд, таких, как иногда описывал мне мой друг.
Какой бы образ женщины ни являлся мне после наступления темноты, я понимал, что мой образный флирт с ней был преступлением против Всемогущего Бога: тяжким грехом, в котором мне позже пришлось исповедаться священнику. С моим другом всё было совсем иначе. Его мать была прихожанкой церкви, а отец, утверждавший, что не имеет никаких религиозных убеждений, отправлял мальчика в церковь каждое воскресенье, как того желала бы его мать. Однако, по словам моего друга, он не участвовал в богослужении, а праздно сидел в заднем ряду. Он никогда, по его словам, не придавал ни малейшего значения тому, чему его учили монахини, братья или священники. То, что я считал необъятным хранилищем Веры, для него было на уровне волшебных сказок. Я завидовал его самообладанию, когда он в нескольких словах отмахивался от того, что я считал своим долгом понять, перевести в ясный визуальный образ. Когда я спросил его, четырнадцатилетнего мальчика, что приходит ему на ум при слове «Бог» , он ответил, что увидел образ церкви с пустыми окнами, от которой остались только стены, как на иллюстрации руин аббатства Тинтерн в Англии, которую он когда-то видел.
Лежа, будучи пожилым человеком, в комнате, где, возможно, лежал мой друг почти шестьдесят лет назад, я был не более способен, чем в детстве, представить себе то небытие или отсутствие, которое могло возникнуть у моего друга, когда он слышал такие термины, как рай или загробная жизнь . Я смотрел на цветные стёкла над жалюзи и думал о ярких изображениях на экранах тёмных пригородных кинотеатров, давно снесённых.
Иногда перед сном я представлял себе, что нахожусь в комнате, которая раньше была спальней холостого отца моего друга или одинокой дамы, его кузины.
Когда я знал отца, он казался мне стариком, хотя на момент написания этого абзаца он был почти на двадцать лет моложе меня.
Он был человеком со множеством предрассудков, которые часто меня раздражали. Он никогда не посещал церковь, кроме как по случаю своей свадьбы, и всё же часто убеждал нас с сыном быть верными нашей религии. В молодости он много пил пива, но я знал его как трезвенника, проповедовавшего против крепких напитков. Он умер в возрасте восьмидесяти лет, и его похороны провёл священник из церкви его кузена, который, очевидно, никогда не встречал этого человека. Всякий раз, когда я думал, что лежу в его бывшей комнате, я предполагал, что он, возможно, утешал себя в свои тридцать с лишним лет вдовства образами, почерпнутыми из немногих занятий воскресной школы, которые он, возможно, посещал в детстве. Лежа под слабо подсвеченными изображениями стеблей, листьев и лепестков, я думал о человеке, который считал добродетель прогулкой после смерти по бесконечному саду или парку. Я узнал от своего друга, что его отец в детстве жил во многих районах и мало что знал о своих предках, но что он часто говорил так, будто был каким-то образом связан с определенным городком в центральном нагорье штата. Этот городок находился недалеко к востоку от огромного пространства в основном безлесных пастбищ, которые я проезжал по пути от границы до столицы. Большую часть своей жизни я полагал, что смогу путешествовать только на запад, если когда-нибудь перееду из столицы. Даже когда я, казалось бы, решил провести всю свою жизнь в этом городе, я указал в своем завещании, что мои останки должны быть похоронены на западе штата. Мне было легко предположить, что отец моего друга, услышав в детстве от молодой женщины, своей учительницы воскресной школы, что небеса — это прекрасный сад или что на небесах много обителей, — что мальчик подумает о том, что лежит к западу от него; Я представлял себе преимущественно ровный и безлесный район, где я иногда замечал на указателе какое-то слово, а затем начинал представлять особняк с верандой, выходящей на загоны, где разводили скаковых лошадей. Много лет спустя, а я полагаю, ещё много лет спустя, вдовец средних лет, который раньше был упомянутым мальчиком, перед сном вспомнил образ своей покойной жены, прогуливающейся по живописному саду, окружавшему живописный особняк с верандой, в районе, который всё ещё казался западнее от него.