молитвенник, в который я заглянул давным-давно, тот, кто поклялся беречь свои глаза, находясь в городе.
В недавнем выпуске упомянутого журнала была иллюстрация, изображающая какое-то окно с витражом, кажется, во Франции. Я забыл, что прочитал в подписи под иллюстрацией, но отчётливо помню её сюжет. На витраже был изображён основатель ордена монахов, часто упоминаемого здесь, вместе с юношами, которые были его первыми последователями. Каждый юноша изображён в чёрной мантии с белым нагрудником на шее. Ни одна из этих деталей меня не удивила, но я не могу объяснить, почему у каждого юноши глаза повёрнуты набок: как будто они смотрят боковыми сторонами глаз.
Пока я писал предыдущий абзац, я пожалел, что так и не смог вспомнить детали окон часовни на территории моей средней школы. Не сомневаюсь, что окна были из цветного стекла, но я помню лишь некое золотистое или красноватое свечение внутри часовни.
Пока я писал предыдущий абзац, мне вспомнились две строки стихотворения, которые я впервые прочитал ещё в средней школе и с тех пор не перечитывал. В какой-то год обучения в средней школе мне было поручено изучать трёх так называемых поэтов-романтиков. Одним из них был Джон Китс, некоторые из стихотворений которого я помню до сих пор. Двое других – Гордон, лорд Байрон и Перси Биши Шелли. Я питал к ним сильную неприязнь, отчасти потому, что знал кое-что об их жизни, а отчасти из-за их поэзии, которая казалась мне глупой и вычурной.
И все же я предвидел, вскоре после того, как начал писать этот отчет, что буду вынужден включить в него некие две строки из какого-то стихотворения Шелли: строки, которые я когда-то находил просто декоративными и не имеющими значения, но которые помнил вопреки своей воле вот уже более пятидесяти лет.
Жизнь, как купол из разноцветного стекла,
Окрашивает белое сияние Вечности.