Я не могла вспомнить, как ложилась спать, как проделывала привычные манипуляции с чисткой зубов и тщательным умыванием. Я собиралась принять лекарство и завалиться в кровать, чтобы завтра придти на работу в более-менее приличном состоянии. Неужели это мне не удалось? Что же тогда происходит?
Я попробовала открыть глаза – и не сумела. Вернее, открыть-то открыла, но ничего не увидела перед собой. На лице что-то было, и оно мне мешало видеть. Я встретила темноту, уперлась в нее взглядом, ничего не понимая и хлопая ресницами. Привычного узнавания своей комнаты, своей кровати, запаха своего дома не появилось. Пахло по-другому. Чужим местом. Опасным, враждебным местом. Вонь похожа на запекшуюся кровь.
Что у меня на лице? Я задрожала и попробовала пошевелить бровями, но и на них налепили нечто непонятное.
Дернувшись, я сообразила, что не могу двигаться.
Я не лежу, не могу ничего увидеть, слышу незнакомые запахи и… обездвижена.
Я не в своей кровати. Я не лежу, а сижу.
Челюсти примотаны одна к другой, по-видимому, лентой скотча – их не разомкнуть. Следующее открытие заставило меня издать сдавленный вопль, он вырвался без предупреждения, инстинктивно, ударился о зубы и остался во рту.
Я сидела совершенно голая. Сквозняк трогал мои лодыжки и бедра.
Глава восьмая
Боль заняла и глазные орбиты. При каждом движении глазами что-то будто давило на них. Так случается с крепкого перепоя или во время гриппа, когда инфекция добирается до каждого уголка тела и повсюду заявляет о себе. Отметив этот факт, я отбросила его как пока несущественный. Я вспоминала, сопоставляла воспоминания, находясь в шоковом состоянии и пока не осознавая всего кошмара моего положения…
Но черный ужас накатывал. Он походил на огромный шар, тяжелый, холодный. Он приближался ко мне из темноты, что простиралась за гранью здравого смысла и нормальной житейской логики.
…Я была с Лешей, мы сидели в кафе, затем поехали к нему на квартиру, потому что я заранее намеревалась дать согласие, если он предложит с ним переспать. Весь тот день был для меня тяжелым. Я хотела разрядки, и получила ее. Мы занимались сексом долго и с наслаждением, вспоминания все наши дни. По дороге я еще размышляла, не попробовать ли нам вновь сблизиться и жить вместе.
Все это как будто не вызывает вопросов, картины в моем мозгу были достаточно живыми. Страх помог реанимировать эти воспоминания.
Что было потом?.. Я вновь разревелась под той повязкой, которую налепили мне на глаза. Слезы выливались через какие-то крошечные отверстия в складках между скотчем и кожей. Нос заполнили сопли. Я заставила себя прекратить рев, чтобы иметь возможность нормально дышать. Минуту или две я ни о чем старалась не думать и приводила в порядок дыхание. Соплей было не так много, постепенно они ушли.
Вновь я сделала неосознанное движение правой рукой, но она не двинулась. Ее примотали к подлокотнику стула, на котором я сидела. То же самое было с ногами – их прикрепили к ножками, наверное, километрами липкой ленты. Я могла шевелить только пальцами. Голову, в свою очередь, зафиксировали так, чтобы я смотрела исключительно вперед, не имея возможности повернуть ее право или влево. Череп удерживали, помимо скотча, какие-то металлические штуки. Возможно, это струбцина.
Я представила себе, что моя голова находится в зажиме, а тело пришпилено к стулу, и стала выть сквозь зубы. Скотч держал челюсти, удерживал рот, обрезками на щеках и залеплял глазные впадины, захватывая волоски на бровях. Поэтому передо мной была темнота.
Тут я вспомнила слова бомжа о том, что я потеряю глаза, испытаю много боли и буду бояться. Меня всю заколотило. Потекло между ног, зажурчало на полу под стулом. Моча. Горячая. Я ее почувствовала внутренней стороной бедер. Мой ужас, кажется, не знал границ.
Я сделала открытие. Сиденье имело отверстие, поэтому моча сразу полилась на пол.
Кто-то все предусмотрел. Дал мне возможность справлять нужду не отлучаясь.
Я потеряла сознание.
Потом я спала, не знаю, как долго. Пробуждение было точно пощечина. Ныла шея, ныли плечи, ягодицы одеревенели. Так хотелось потянуться лежа в собственной постели, глядя на световые пятна на потолке воскресным утром! Быть под теплым одеялом, думать о том, какой впереди хороший день. Лучше всего летний день, пахнущий листвой и прелой землей после небольшого дождя. Ничего этого нет и, возможно, не будет никогда. Меня похитили, поместили в какое-то холодное помещение, раздев догола. Вероятно, изнасиловали перед этим. Я чувствовала, что недавно занималась сексом, но как могла определить, что похититель не воспользовался моим беспомощным бессознательным состоянием? Если речь идет только о Леше, это нормально… и еще это значит, что с вечера понедельника прошло совсем немного времени.
Нет, все не нормально!
Что было после того, как я приехала на его машине к дому? Я напрягала память, так и эдак пробуя докопаться до истины. Я отправилась в сторону подъезда, обходя опасные скользкие участки асфальта. Один такой, замерзшую лужу, я обогнула неподалеку от бетонного крыльца. Помню. Я мысленно видела себя, что иду, расставив руки для равновесия. В одно – сумка, другая пустая. Мне хорошо, потому как я выпившая и довольная тем, что удалила долгий телесный голод. Тогда еще я вообразила себе, как поскальзываюсь на льду и брякаюсь вверх ногами… Дальше этого воспоминания был провал, но у самого края провала я заметила ощущение от прикосновения чьей-то руки к шее, сжатие, вспышку неосознанного страха и попытку закричать. Закричи я, Леша прибежал бы на помощь – он не успел в ту секунду отъехать от дома. Но я не закричала.
Мне ко рту приставили салфетку или платок, или марлю, пропитанную пахучими веществом. Эфир или хлороформ. Он меня и вырубил почти мгновенно, лишив воли и сознания. Быстрый и надежный способ справиться с человеком, с женщиной, – погрузить его в наркоз. Ко рту подскочила тошнота, желудок скукожился и заныл, потрясенный этой очевидной мыслью. Такая же акция была и у организма в целом. Меня усыпили, говорила я себе. Меня усыпили! Мои губы двигались в такт мыслям, и если похититель видел меня в этот миг, то, наверное, считал, что я тронулась. «Меня усыпили, потом отнесли куда-то. Нет, не куда-то, а в багажник машины, и отвезли неизвестно в какое место». Это я произнесла не только про себя, но и двигая, насколько это возможно, ртом. Я нашла, что могу шевелить губами только вверх и вниз. Похититель не заклеил мне рот, не использовал кляп. Так он намекал, что меня никто не услышит, хоть заорись. Кричи, пока не выплюнешь легкие.