Похоже было, что она стояла на перепутье – либо погубить свою карьеру, либо дать ей новый толчок.
Когда она подняла глаза, то увидела, что Монтера отвернулся и смотрит в окно. Ли стало интересно, что предстает перед его внутренним взором, когда сознание вот так отвлечено.
– Может, нам стоит прерваться? – предложила она.
– Нет, – спокойно отозвался он, – думаю, нам следует продолжить. Я хочу посмотреть следующую картину.
Ли поставила коробку с материалами между ними. Картина, о которой он говорил, изображала весенний сад, заросший цветами, женщина викторианской эпохи раздевалась перед зеркальным прудом. Она явно собиралась искупаться, никем не замеченная, а рядом находился свирепого вида черный доберман, который стерег ее одежду, а возможно, и добродетель.
– Почему эта?
– Потому что женщина похожа на вас.
Густые золотистые волосы женщины были заколоты гребнями, а молочно-белая кожа и стройное, с полными грудями тело просвечивали сквозь тонкую кружевную рубашку на ней. Но более всего поражало выражение ее лица, пока она раздевалась, – осторожная сдержанность, выдававшая греховное наслаждение. Ей, совершенно очевидно, даже хотелось поежиться от восхитительного возбуждения, от имевшейся у нее тайны, и эта мысль вызвала у Ли такое же желание поежиться.
– Мне так не кажется… – твердо сказала она.
– Правда? – Ник наклонился и, взяв картинку, стал рассматривать ее с многозначительной улыбкой. – Ну, тогда, возможно, я почувствовал себя охраняющим ее зверем.
– Что вы хотите этим сказать?
– Посмотрите на него… он возбужден.
Монтера передал ей репродукцию, и хотя Ли совсем не хотелось ее брать, выбора у нее не было. Блестящий черный доберман весь напрягся, каждый мускул застыл, обещая физическое действие. Он походил на сжатую пружину. От него веяло мужской чувственностью, пока он наблюдал за своей хозяйкой и ждал ее приказаний. И его мужской пол не вызывал никаких сомнений.
– Он действительно выглядит свирепо, – согласилась Аи, – но не в том смысле, в каком считаете вы.
– Это в каком же таком смысле? Вы хотите сказать, что он не возбужден, потому что его не стимулируют… физически?
Ли вспыхнула:
– Да, именно это я имею в виду.
– Интересно, если бы все было по-другому, если бы он был мужчиной, скажем, шофером дамы… мускулистым молодым парнем, которого заставили стоять на страже и смотреть, как она раздевается? – Монтера задумчиво потер нижнюю губу. – Ваше мнение клинициста, доктор? Будет ли считаться, что в этой ситуации молодой человек получит физическую стимуляцию?
Аи почувствовала себя неловко. Все в ней дрожало. Напряжение, нараставшее внутри ее, было непомерно велико. Следовало прекратить эту линию вопросов. Как женщина она чувствовала себя скомпрометированной и запугиваемой. И в то же время клинический опыт побуждал ее действовать дальше, раскрутить Монтеру и узнать, к чему он клонит.
– Возможно, но не все мужчины воспользовались бы подобной ситуацией, – сказала она. – Некоторые нашли бы это морально…
– Но любой мужчина захотел бы, – оборвал ее Монтера. – Особенно если женщина похожа на нее… на вас.
Ли поднялась и отошла к окну, не желая, чтобы он заметил, какое воздействие на нее оказывает. Она повернулась к нему:
– Мне действительно не хотелось бы, чтобы вы…
– Не хотелось бы, чтобы я не делал чего, доктор? Говорил подобные вещи? Но разве я здесь не для этого?
– Вы здесь не для того, чтобы говорить обо мне.
– А почему нет? Почему я не могу говорить о вас, если эта женщина напомнила мне вас? – Голос его сделался тихим и хриплым. – Вы никогда не задумывались, на что это похоже, когда мужчина хочет вас до такой степени, доктор? Что у него встает только потому, что он на вас смотрит?
Ли обхватила свои запястья и отвернулась, глядя на город за окном. Она не ответила. Пусть ответом ему станет молчание. А она получит немного времени, чтобы разрядить напряжение и подумать, как ей закончить встречу.
Но мгновение спустя она услышала, как скрипнул стул, а затем резкий щелчок сказал ей, что случилось, – Ник Монтера выключил магнитофон.
Глава 14
Ли не слышала, как Ник Монтера подошел к ней сзади, но увидела его отражение в оконном стекле, и это отражение зачаровало ее. По мере того как проявлялись черты его лица, как они обретали плоть, как он становился похожим на чародея, в чем его всегда и обвиняли. Более того, он был похож на мужчину, которого Аи представляла себе в мечтах, – демоническая страсть и темный огонь.
– Вы не ответили на мой вопрос, – сказал он.
– Я бы попросила вас уйти. Беседа окончена.
– Ты когда-нибудь представляла себе…
– Не надо, – прошептала она. – … что это такое…
– Нет!
– … когда мужчина хочет тебя так сильно?
– Пожалуйста, замолчите! Но он не замолчал.
– Я хочу тебя так сильно! – проговорил он.
Ли издала какой-то непонятный звук, пораженная этим заявлением.
– Нет, – тихо возразила она. И наконец, разъяренная, повернулась к нему. – Я врач!
Он протянул ей тетрадь.
– Что вы делаете? – спросила она, поняв, что он, должно быть, взял ее со стола.
– Откройте, – попросил он, – на последней странице. Она мгновение смотрела на тетрадь, затем вырвала ее из рук Монтеры и начала лихорадочно листать. Страницы шелестели под ее пальцами, некоторые из них наполовину отрывались от спирального кольца. Ли была опасно близка к потере контроля над собой, и если потеряет, понимала она, то вряд ли обретет его снова. Слова застряли у нее в горле, пальцы начали дрожать, их свела судорога, когда она вынуждена была признать, что сегодня между ней и Ником Монтерой должно что-то произойти. Что-то, что навсегда изменит ее жизнь.
– Последняя страница, – повторил он.
Добравшись до последней страницы, она чуть слышно ругнулась, увидев, что он нарисовал там карандашом. Женщина, прижатая к стене, голова повернута в сторону, словно женщина напугана или возбуждена. Мужчина рядом с ней – скорее тень, чем фигура во плоти, – обхватил ее горло ладонью в эротической ласке, которая заставила Ли ощутить то же, что и эта женщина. И ей захотелось отвернуться.
Ли смотрела на рисунок Ника Монтеры, впитывая его темное, дикое настроение. Кто эта женщина – сомнений быть не могло. Так же как и в отношении мужчины.
– Когда вы это нарисовали? – спросила она.
– Вы оставили тетрадь у меня в студии. – Он дотронулся до смятого листка. – Скажите мне, доктор, кто эта женщина? – мягко потребовал он. – Скажите, что она чувствует?
– Нет… – Ли попыталась закрыть тетрадь, но он остановил ее и забрал тетрадь.
– Тогда я вам скажу, – проговорил он, кладя тетрадку на столик. – Она возбуждена, как никогда в жизни. Ощущения, охватившие ее, заставляют ее чувствовать себя безумной, наэлектризованной, бессмертной. Ей все по силам. Она может сравниться с богами. Но она не хочет бессмертия, доктор. Она хочет жизни, в трудах и заботах, обычной жизни. Она хочет жара. Животного жара. И хочет этого с ним, с мужчиной, который пригвоздил ее к стене.
– Вы не имеете права, – прошептала она.
– Я имею полное право. Ведь это я заставил ее испытать эти чувства.
Он схватил ее за руку, словно почувствовал, что она вот-вот попятится. Ли смотрела на его руку, на длинные темные пальцы, смыкающиеся на ее тонком запястье. Она никогда не видела ничего более захватывающего, чем контраст цвета их кожи. Она словно в первый раз увидела эту разницу, и это околдовало ее.
Подняв глаза, она встретилась с его взглядом, и весь мир вдруг сузился до высшей степени эмоциональной зрительной связи, возникшей между ними. Этот человек отвечал на все запретные импульсы, которые она когда-либо ощущала. Он воплощал все, что ее пугало, ту черту риска, которую она никогда не переступала. Она интуитивно поняла, что подчинение своего желания такому мужчине, как он, – это вход в царство плоти и чувств. В сладкий сексуальный ад для непосвященных.