Глава 4
На другой день Клодина пошла лесом в Нейгауз, потому что хотела лично переговорите с Беатой.
Она выбрала узкую извилистую тропинку, выходившую на широкую проезжую дорогу. Предстояло пройти значительное расстояние, но приятно было идти по мягкому ковру из мха и травы, под темным густым лиственным сводом. Сама молодая девушка, «прекрасная лебедь Герольдов», как нежно и восторженно называл ее брат, в своем светлом платье и белой соломенной шляпе, скользила, как солнечный луч, в свежем зеленом сумраке.
Выйдя на дорогу, она шла мимо образцовых нив и чудесных лугов и невольно нагнулась, чтобы сорвать несколько желтых цветков, сверкавших, как золотые звезды, в сочной траве. Скоро заблестели окна замка. Он стоял на пологом возвышении, склоны которого покрывал бархатный ковер зеленого, низко подстриженного газона.
Клодина пошла по узкой, перерезавшей газон дорожке. Она шла, наклонив голову, и только дойдя до площадки под липами около западной стороны дома, подняла глаза и, смутившись, нерешительно замедлила шаги: в Нейгаузе были гости.
К ней навстречу шла полная, но стройная дама с очень белым лицом и южными, темными глазами. Вероятно, она гуляла в тени. Шлейф элегантного серого шелкового платья мел песок, а в гребне, придерживающем на затылке густые косы, при каждом движении блестели разноцветные каменья. Она держала на руках худенького бледного ребенка в белом платьице, кружевной подол которого опускался почти до земли.
Взор Клодины как прикованный остановился на лице ребенка. Она знала эти большие, темные, как вишни, глаза, этот слегка согнутый нос над пухлыми губками, низкий лоб, над которым упрямо поднимались блестящие черные волосы. Это было типичное лицо боковой ветви герцогского рода.
– Хочу взять, – залепетал ребенок и протянул ручонку к цветам Клодины.
Девушка с приветливой улыбкой хотела дать их в руки малютке, но дама так быстро отстранилась, как будто считала ее прикосновение заразным.
– О, пожалуйста, не надо! Я не могу позволить этого! – запротестовала она, скользнув надменным взглядом по простому туалету Клодины.
Было что-то враждебное в глазах женщины. Получив отказ, ребенок поднял оглушительный плач. В это мгновение из-за угла показался какой-то господин.
– Почему малютка так кричит? – с неудовольствием в голосе воскликнул он, быстро приближаясь.
Клодина невольно приняла холодный, недоступный вид, служивший ей защитой при дворе. Барон Лотарь вернулся в Германию, и маленький своенравный ребенок был его дочерью.
Обрамленное бородой лицо его мгновенно вспыхнуло, а глаза блеснули при виде фигуры бывшей фрейлины. Он глубоко и рыцарски вежливо поклонился ей.
– Дитя, – сказал он, насмешливо улыбаясь и утирая своим платком слезы малютки, – кто же требует цветы, сорванные другими? И знай, что женщины всего охотнее отказывают в том, чего другие всего сильнее желают.
Клодина с изумлением посмотрела в лицо этого избалованного, боготворимого любимца дам и совершенно спокойно выдержала его ответный пронзительно-наблюдательный взор.
– Ваш ребенок, конечно, не из-за меня получит первый грустный урок, – возразила она тихо и спокойно. – Едва ли я имею право на эти цветы: они выросли на вашем лугу… Не позволите ли вы теперь дать цветы ребенку? – обратилась она к даме, несшей ребенка.
Барон Лотарь быстро обернулся, удивленно и сердито глядя на даму.
– Теперь? – повторил он. – Что это значит?
– Я боялась, что Леони может засунуть цветок в рот, – с запинкой отвечала дама, смущение и злость слышались в ее голосе.
Он с оскорбительной небрежностью сжал губы.
– А те цветы, что, безжалостно ощипанные, лежат возле коляски девочки – кто их дал ей, фрау фон Берг?
Дама промолчала и отвернула голову.
Клодина поспешила дать цветы ребенку, потому что сцена становилась неприятной. Две маленьких ручки стали разрывать цветы в мелкие клочки.
Клодина невольно вспомнила принцессу Екатерину, о которой рассказывали, что она в начале своей скрытой страсти ощипывала все попадавшие ей в руки цветы, лихорадочно бормоча про себя «любит – не любит». Она не жалела ни чудных роз, ни экзотических тепличных цветов…
Барон Лотарь, вероятно, думал о том же. Он, насупив брови, смотрел на варварские ручонки и пожал плечами.
– Прошу, кроме того, положить девочку, – сказал он даме, – она сидит уже слишком долго и утомлена – я это вижу по ее согнувшейся спинке.