Выбрать главу

– Я хотела отнести букет даме с земляникой и шла долго, долго. И Леночка потеряла свою новую шляпу, тетя Клодина!

Она сняла ручку с шеи барона, спеша под родное крылышко, но он удержал ее.

– Ты останешься у меня, дитя! – строго сказал он.

Девочка съежилась, как напуганная птичка, и робко взглянула в бородатое лицо: повелительный тон был нов для нее.

– Ты сама виновата в этом, маленькая беглянка, – продолжал он говорить ребенку, выразительно глядя на встревоженное лицо и заплаканные глаза прекрасной фрейлины, которая стояла перед ним, напрасно пытаясь свободно вздохнуть и поблагодарить его. – И теперь ты спешишь оставить меня, не спрашивая даже, в силах ли тетя нести тебя, потому что ты не можешь идти усталыми ножками… Нет, оставьте, – остановил он Клодину, которая протянула руки, чтобы взять его ношу. – Давай, детка, снова свою ручку, возьмись за мою шею и не смотри на меня так испуганно – ведь ты только сначала боялась моей бороды! Видишь, как смело идет мой Фукс рядом со мной и позволяет вести себя… А вот и злополучная шляпа, из-за которой ты пролила столько слез.

Малютка счастливо улыбнулась, когда Клодина надела на куклу найденную шляпу и завязала ленты.

Барон не спускал глаз с изящных рук, двигавшихся так близко от него: широкий темный рубец шел от указательного пальца к большому на правой руке.

– «Пятна от ожогов не унижают», – говорит мой старый Гейнеман, – произнесла Клодина, покраснев от его взгляда, и быстро убрала руки от завязанного банта.

– Нет, нисколько не унижают, но несомненно, что они действительно существуют! Неужели в Совином доме нет доброго духа, который мог бы избавить вас от такого грубого дела? – Насмешливая и недоверчивая улыбка появились на его губах. – Но, может быть, наступит время, когда вы будете считать воспоминание об этих пятнах унижением?

Он не спускал с нее своих огненных глаз. Она посмотрела на него с гордым гневом:

– Разве придворная болтовня сообщила вам также, что я люблю играть комедии? Неужели я должна прямо сказать вам жестокую правду, что мой брат хотя и заплатил все кредиторам, покинул свой дом совершенно нищим, без копейки денег в кармане и даже без крова. Мы не можем держать прислугу, и это вовсе не такое уж самопожертвование, пятно на руке говорит не столько об унижении, сколько о моей неловкости! Но оно уменьшается с каждым днем. – Теперь она снова мило улыбнулась, увидев, как густая краска залила лицо барона: она не хотела быть суровой к нему, потому что он нес ее любимицу. – Скоро мне уже не надо будет стыдиться себя, а вчера вечером я могла бы даже позвать строгую Беату, чтобы она попробовала осмеянный ею яичный пирог!

– Я убежден в этом и прошу прощения! – Барон наклонил голову с насмешливой покорностью. – Вы на самом деле настоящая Золушка, а не только играете ее… Мужчине трудно вообразить подобное положение, но, конечно, есть даже некоторая пикантная прелесть временно окутаться серым покрывалом куколки, чтобы потом подняться ввысь на блестящих крыльях бабочки.

Она сжала губы и промолчала, зная, что испугалась бы собственного голоса, если бы заговорила о том, что глубоко скрывала в своем сердце и что барон Нейгауз постоянно, с какой-то упорной злобой, задевал…

Выразительная игра его энергичного, но холодного лица волновала ее. Она отошла в сторону, чтобы дать ему дорогу, и он пошел дальше. Некоторое время слышались только шум шагов и стук копыт. Наконец молчание было прервано маленькой Эльзой, которая стала давать ласкательные названия Фуксу…

– Нет ни малейшего сходства с матерью-испанкой у этой маленькой белокурой немочки, – сказал барон, глядя на очаровательное личико, наклонившееся к лошади. – У нее глаза Альтенштейнов. Хотя я в детстве был совершенным дикарем и мало интересовался старыми картинами, я все же часто останавливался перед портретом прекрасной женщины, когда открывали наши парадные комнаты… «Лилией долины» называл ее тогдашний герцог Ульрих. Но она была боязлива и никогда больше не возвращалась ко двору после того, как однажды его высочество слишком горячо поцеловал ее руку…

Снова все смолкло, только теперь к шороху камней под их ногами присоединилось щебетание лесных птиц.

– Здесь птички сидят в гнездах высоко, высоко на деревьях – я знаю это, Гейнеман всегда поднимает меня, чтобы показать их, – сказала малютка, жадно глядя вверх.