В Кишпешт они приехали несколько раньше условленного времени. Дома оказалась лишь одна Юци.
Юци заметно похорошела, материнство явно пошло ей на пользу. Увидев жену Альби, она немного растерялась, ошеломленная красотой Эрики. Однако, призвав на помощь свою гордость, она быстро взяла себя в руки и, как гостеприимная хозяйка, засуетилась, чтобы чем-нибудь угостить их.
Эрика же вела себя непринужденно. На ее лице отражалась лишь вежливость. Постепенно осмотревшись, она начала чисто по-женски приглядываться к Юци, которая с материнской радостью показала им своего малыша, а тот сразу же потянулся ручонками к Альби. Малыш засмеялся, Альби тоже заулыбался. У обоих были голубые глаза, светлые и очень похожие.
Эрика посмотрела на Юци и увидела, что у той тоже голубые глаза. Чтобы утвердиться в своем предположении, Эрике хотелось, чтобы у Юци глаза оказались совсем другого цвета. Эрика никак не могла освободиться от своего подозрения, что когда-то Альби и эта женщина могли быть в более близких отношениях, чем сейчас.
Показав малыша, Юци усадила гостей. Она рассказала, что муж ее уехал в провинцию за продуктами, что ее отец стал членом местного комитета коммунистической партии, что один молодой скульптор делает памятник на могилу Мартона Терека.
Эрика отвечала ледяным молчанием на приветливость Юци, и это не ускользнуло от внимания Альби. Очень скоро он разгадал ход мыслей жены, и ему стало неприятно за нее, более того, он даже ужаснулся, как она могла подумать такое.
Он вспомнил о том, каким тоном Эрика говорила с ним о Мари Шлерн, а затем об Илоне Туроци, а теперь эти невысказанные подозрения по адресу Юци Татар… Альби вдруг сообразил, что жена попросту ревнует его.
Ему захотелось встать и уйти из этого дома, но, к счастью, вернулся домой старый Татар.
Казалось, само время и борьба, в которую тот включился, омолодили старого столяра на несколько лет. Он очень обрадовался приходу Альби, подивился красоте Эрики и с откровенностью, свойственной старым людям, сказал то, что думал:
— Ну и красивые же вы оба, право! — Он улыбнулся Эрике и добавил: — Словно специально созданы друг для друга. — И, обращаясь уже к Альби, продолжил: — Что ты скажешь на то, что я вышел из старой партии и вступил в новую? Знаешь, Капитан, я возмущен тем, что власти пытались сделать с Бела Куном.
— И вы смогли уйти из партии, в которой состояли всю свою жизнь? — удивленно спросил Марошффи.
— Я всю жизнь рвался к революции, — тихо и спокойно ответил столяр. — А теперь я вижу, что новая партия как раз и ведет нас к революции. У нас даже оружие есть! — похвастался он. — Осенью прошлого года мы попрятали свои винтовки и гранаты, а теперь скоро, как мне кажется, достанем их из тех тайников. У нас даже собственная Красная гвардия имеется, а выступаем мы вместо с ребятами из Кебаньи и Эржебета.
Терпению Эрики пришел конец. Свое любопытство она удовлетворила, подозрения ее, однако, так и не рассеялись, тем более что она пришла к выводу, что Альби в этом доме довольно долгое время жил как равноправный член семьи. Ее подозрения крепли от собственных мыслей о будущем материнстве. Малыш Юци, который вдруг заплакал в своей колыбельке, как бы перевернул все в ее душе. Ей показалось, что она вопреки своей воле попала в очень неудобное положение.
— Пойдем домой! — решительно сказала она Марошффи.
Он тоже не хотел больше здесь оставаться. Попрощавшись с Юци и стариком Татаром, он попросил передать Петеру, что тот может разыскать его в министерстве.
Однако, выйдя из дома, они на улице встретились с Петером. Эрика, которую совсем не интересовал незнакомый ей мужчина, медленно пошла к остановке трамвая. Петер сказал Альби, зачем он просил зайти к нему:
— Капитан, мои друзья просили спросить еще раз у тебя: можешь ли ты помочь нам? Настало время, которого мы долго ждали. Мы твердо убеждены в том, что способны сделать много полезного.
— Вы выступаете против Каройи? — спросил Альби.
Между тем Эрика медленно удалялась от них, и Альби был недоволен ее бесцеремонностью. Петер, почувствовав его беспокойство, коротко ответил:
— Акция, к которой мы готовимся, направлена не против Каройи, а против тех, кто собирается загнать в гроб и Каройи, и всех нас. Ну так что же ты нам ответишь?