Там он встретился с Денешфаи, который то и дело сновал между подполковником Жуяве и подполковником Томбором. Денешфаи вежливо поздоровался с Марошффи, и Альбин не оттолкнул его от себя. Денешфаи со своей стороны принял поведение Альби как знак согласия на примирение.
В начале декабря Истоцки с радостью сообщил Марошффи:
— Я говорил о тебе с Феньешем, командиром отряда национальной гвардии. Он изъявил желание встретиться с тобой. Ты согласен?
Марошффи ответил, что он подумает об этом.
— Думай, но только имей в виду, что дело очень срочное, — предупредил его Истоцки.
— Хорошо, но я все-таки немного подожду, — стоял на своем Марошффи.
На следующий день он отправился на Заводскую улицу, не ставя перед собой никакой особой цели. Решил просто прогуляться, чтобы не скучать дома и не встречаться с Мари Шлерн, когда она придет к матери с очередным визитом.
В доме старого столяра была одна Юци. Она сидела за столом в тепло натопленной кухне. Левой рукой она придерживала на коленях ребенка, а правой заполняла профсоюзные книжки, выполняя эту работу за отца. За то время, пока Альби не видел молодую женщину, она очень похорошела: материнство пошло ей явно на пользу.
Увидев Альби, Юци обрадовалась. Глаза со радостно заблестели, она вежливо пригласила его в квартиру. Уложив младенца в люльку, она застегнула блузку на груди, а уж затем усадила гостя поближе к теплой печке.
Отвечая на вопросы Марошффи, Юци подробно рассказала ему о том, как сейчас живут рабочие на заводах Хоффера и Липтака, и принялась ругать тех рабочих (а среди них и собственного отца), которые согласились остаться в старой партии. Руководство этой партии не желает никакой революции и всячески затягивает создание новой партии, и только потому, что та будет выступать за вооружение рабочих.
Вскоре младенец в люльке проснулся и заплакал. Молодая мать взяла его на руки и, плавно покачивая, продолжала:
— Видите, в каком я оказалась положении: из-за малыша вынуждена сидеть дома, а мне так хотелось бы быть вместе со всеми, в самой гуще рабочих, в суете!.. Положение рабочих с каждым днем все ухудшается… Мне кажется, что вот-вот должно произойти какое-то чудо, иначе простые люди начнут умирать с голоду… Правда, я надеюсь, что все пойдет по-другому…
— А что с Петером? — перебил ее Альби. — Чем он сейчас занимается?
— До последнего времени он работал в солдатском Совете, а чем занимается два последних дня, право, не знаю. Даже не знаю, где он сейчас находится. У нас в районе полиция искала оружие, в нашем доме тоже нашли оружие и ручные гранаты. Вот они теперь и хотят схватить Петера, только у них из этого ничего не выйдет!
Да, Юци сильно изменилась: она стала более разговорчивой, по-женски привлекательной, и, глядя на нее, ее нельзя было назвать несчастливой.
Марошффи от всего сердца пожелал ей и ее мужу всего хорошего. Прощаясь, он хотел оставить им немного денег, но молодая женщина наотрез отказалась взять их.
Вечером того же дня Сударыня преподнесла сыну сюрприз. Она вошла к нему в комнату, держа в руках номер иллюстрированного швейцарского журнала, вышедшего две недели назад. На третьей странице журнала была напечатана большая фотография с подписью: «Прием французского посла в Швейцарии в Бернском дворце, на котором присутствовали представители великосветских кругов». На прекрасно выполненной фотографии были запечатлены шикарно одетые дамы и господа, а в первом ряду с правой стороны стояла Эрика рядом с красивым французским офицером средних лет. Хотя фотография была коллективной, а место, где она снималась, официальным, все-таки, глядя на нее, можно было подумать, что Эрика и этот блестящий французский офицер отнюдь не случайно оказались рядом.
— Ну что ты скажешь на это? — спросила сына Сударыня, с трудом скрывая злорадство. — Судя по этому снимку, Эрика совсем неплохо чувствует себя и живет там в свое удовольствие… Кажется, она даже делает успехи…
Однако Марошффи нисколько не тронуло язвительное замечание матери, он, казалось, даже не расслышал ее слов, так как полностью погрузился в свои мысли, стараясь справиться с тем новым чувством, которое охватило его, когда он внимательно рассматривал фотографию в швейцарском иллюстрированном журнале. Нет, это была даже не ревность, а нечто гораздо худшее. Это был болезненный укол оскорбленного самолюбия, которое подсказывало ему, что Эрика и без него спокойно живет в свое удовольствие — об этом красноречиво свидетельствовала ее улыбка, застывшая на лице, и наряд, подобранный с особой тщательностью…