Марошффи оттолкнул от себя журнал и спросил у матери, от кого она получила его.
— Этот журнал мне принесла Мари, — ответила Сударыня, — а ей в свою очередь его подарила Регина Баркоци, которая узнала на фотографии Эрику. — Проговорив это, Сударыня как ни в чем не бывало перевела разговор на личность Регины Баркоци. — Удивительная женщина эта Регина. Глядя на нее, нельзя сказать, что она уже пожилая, хотя, откровенно говоря, сейчас она намного подвижнее и живее, чем была в двадцать лет. Она принадлежит к числу сторонников патера Кристиана Шоймара и сейчас занята тем, что организует группы верующих, которые выступают в интересах Каройи.
В тот вечер Марошффи много пил, чего не делал уже давно. Одну за другой он выпил несколько рюмок коньяку и, только вспомнив старика Татара, отодвинул в сторону недопитую бутылку.
На следующий день Марошффи встретился в министерстве с Феньешем, которого знал раньше как довольно известного политика и журналиста. Тот так сильно постарел, что даже густая борода не могла скрыть глубоких морщин на его лице. Черные усы несколько обвисли, а уставшие глаза беспокойно бегали за стеклами пенсне. Говорил он хриплым голосом, каким обычно говорят ораторы, которым приходится часто и подолгу выступать на открытом воздухе перед большими толпами народа. Безо всяких предисловий Феньеш изложил суть дела.
— Я бы очень хотел, если вы на это согласитесь, разумеется, чтобы Макензен передал нам арсенал, в котором находятся, по крайней мере, пятьдесят тысяч винтовок, тысяча пулеметов и несколько десятков пушек различных систем. Поскольку Каройи в настоящее время не располагает достаточным количеством вооружения, то мы с помощью оружия, полученного от Макензена, были бы в состоянии обеспечить безопасность наших интересов вдоль всей демаркационной линии. Вы вполне подходящая личность, для того чтобы от имени Каройи склонить Макензена на такой благородный жест.
Марошффи, удивленный такой просьбой, растерялся и даже не знал, что ответить.
— Вашу кандидатуру для такой миссии мне предложил Истоцки, — продолжал Феньеш, не давая Альби опомниться. — Он же сказал мне, что у вас были кое-какие трудности в Бадене из-за ваших либеральных взглядов, а следовательно, вы являетесь нашим человеком во всех отношениях. — Феньеша беспокоило молчание Марошффи, и потому он решил подкрепить сказанное кое-какими фактами: — Вы, видимо, знаете, вернее говоря, не можете не знать о том, что по всей Трансильвании вновь сформированные румынские части продвигаются вперед, занимая районы, из которых отходят немецкие войска. Из вполне достоверных источников нам стало известно и о том, что румыны отнюдь не намерены дойти до демаркационной линии и остановиться на ней. К этому их подстрекает Клемансо вопреки намерениям Ллойд-Джорджа и Вильсона и той части венгерской аристократии, которая люто ненавидит республику, всячески противится проведению земельной реформы и демократических законов. Положение Каройи на сегодняшний день чрезвычайно тяжелое, должен вам сказать откровенно, реакционеры подмяли его под себя и сомнут совсем, если он не получит достаточной поддержки народа и интеллигенции. — Переведя дыхание, он продолжал уже более убежденным тоном: — Я всю свою сознательную жизнь оставался беспартийным, всегда сражался один и очень часто тянул лямку, как хорошая ломовая лошадь. К Каройи я присоединился потому, что свято верю: если Тиса, Векерле и Чернох со своими приверженцами возьмут верх, то тогда всей нашей демократии придет конец.
— Я согласен, господин правительственный уполномоченный! — решительно заявил Марошффи. — Сообщите, когда мы выезжаем.
Однако Феньеш не мог точно назвать никаких сроков.
— Все будет зависеть от того, с какими известиями вернется из Парижа Пожгаи. До тех пор прошу вас набраться терпения, — сказал он Марошффи, — и ждать.
У Марошффи осталось такое чувство, что, пожав на прощание руку Феньеша, он как бы взял на себя обязательство служить Каройи, причем сделал это охотно, с чистым сердцем. Начиная с этого дня Альби стал часто появляться в военном министерстве. С кем бы он ни разговаривал, он спорил, доказывая необходимость ориентации на Запад. Глядя на Марошффи, Денешфаи только посмеивался, однако большая часть офицеров старой закалки не на шутку обижались на него. Участвуя в словесных стычках с ними, Альби очень скоро понял, что увлечение политикой есть не что иное, как своего рода опьянение — более подходящего слова для характеристики этого состояния не приходило ему в голову.