Патер Шоймар так разгорячился, что ему стало жарко. Указательным пальцем левой руки он провел по тугому белому воротничку. Откровенность священника так очаровала дам, что они с восхищением смотрели на него.
— Христианство в нашей стране необходимо возродить, — с фанатизмом Савонаролы продолжал иезуит, но приятный тембр его голоса несколько смягчил его горячность. — Университеты, учреждения, армия, искусство и литература, далеко не в последнюю очередь политика, а самое главное — вера, христианская вера мужчин и женщин — вот что должно помочь им полностью избавиться от деструкции, и тогда они воскликнут: «Святой отец, да исполнится то, что написано в святом писании!»
Дамы и офицеры зааплодировали, и лишь один Истоцки скривил губы. Негодование так и распирало его.
Альби заметил, как Илона Туроци, прижимая свою ногу к ноге священника, в этот момент зашептала ему на ухо:
— Боже мой, как мне надоела эта политика, ну просто до отвращения!
И в этот же самый момент Альби почувствовал, как ножка кокетки тесно прижалась к его ноге. Правда, он решил сделать вид, что ничего не замечает.
В этот момент заговорил Эбергард; голос у него был неприятно тонкий, хотя он и пытался говорить с дипломатической сдержанностью:
— Если я когда-нибудь решусь писать мемуары, то обязательно напишу, что в наше время каждый мнил себя политиком или по крайней мере человеком, которого заниматься политикой принудило безжалостное время. Я не помню вечера, когда я, встречаясь с великолепными и милыми людьми, не становился бы невольным свидетелем их страстных споров. Они ведутся повсюду, даже вот и сейчас в нашем приятном кружке. Я полностью согласен как с генералом Берти, так в равной степени и с патером Шоймаром, воодушевление которого всегда восхищает меня, слушаю ли я его проповедь с церковной кафедры либо читаю то, что вышло из-под его пера. Да, сейчас зреет новый курс, курс христианства, так сказать, ренессанс венгерского католицизма, направленного против деструкции. И все-таки, если разрешите, я хотел бы высказать собственное мнение: нам нужно призывать на помощь не только Вечный город, но и возрождающуюся германскую империю. Еще до тысяча девятьсот четырнадцатого года там собрались самые свежие духовные и экономические силы мира. Нигде в мире не воспитывалось столько безупречных граждан, как в немецких школах, нигде в мире не было создано такой единой государственной власти, как там. Огромная империя рождалась в крови и железе, где в свое время блистали Фридрих-Вильгельм и Фридрих Великий, где каждое поражение служило хорошей школой для новых побед. Поверьте мне, что темный Компьенский лес означал вовсе не конец германского гения, а лишь его начало, и если мы присоединимся к этому тевтонскому началу, то в один прекрасный день получим все то, что потеряли до этого…