Я уснула под утро, много раз перечитав всё то, что написала за ночь. Я осознала, что меня сгубила жалость, на которой он так безупречно играл. Я сожалела, что забота о ферме лежала на его плечах. Что он был один за тракториста, за доильщика, за садовода, за бухгалтера. За всех! Я понимала, как это непросто, ведь я сама была и нянькой, и прислугой, и кухаркой в собственной семье. Солидарность в тяжёлой доле, навязанной родителями, и сыграла решающую роль в моём желание помочь ему вести хозяйство. Он это просчитал. А дальше было просто: он влюбил меня в себя своей лаской и показной заботой, желанием быть вместе, терпением в обучение фермерскому дело. Он сыграл великолепного сельского парня, любящего и работящего. Как я могла такого подвести? Ещё и приютившего меня в момент, когда мне было некуда деваться. Чувство благодарности за любовь, еду и жильё, которое он во мне постоянно эскалировал, подгоняло меня хлеще хлыста к тому, чтобы лезть из кожи вон, услуживая ему во всём. Меня сгубили жалость и благодарность. И, конечно любовь! Когда ему что–то не нравилось, на них он и давил. «Не благодарная! Не сочувственная! Не любящая!» – вот как он манипулировал мной.
Всё, что я должна была сделать, это не смешивать любовь со своим проживанием на ферме. Тогда я бы не ожидала ни взаимности, ни ласки, ни уважения. Я бы работала, отдавая трудом свой долг. Это было бы честно!
Майор опустила голову и тихонько заплакала. Я достал салфетку из картонного коробка и протянул ей:
– Может, не стоит продолжать рассказ?
– Обними меня! – попросила женщина.
Я обнял её, сидящую, сзади за плечи и провел рукою по её щеке, стирая жгучую слезу. Майор запрокинула голову и посмотрела мне прямо в глаза. Я опустился на колени ближе к ней и с некой горечью в груди поцеловал её нежные, горячие от переживаний губы.
– Вы такая красивая! – сказал я, любуясь серым цветом её глаз.
– Не повторяй моей ошибки! Не ведись на жалость! – она улыбнулась и взглядом приказала мне сесть на место. Я исполнил этот приказ.
Глава 6. Выход есть всегда
Наутро я проспала. Он ворвался в комнату разъярённый и стащил с меня одеяло.
– Да как ты смеешь спать, когда скот не доен?
Растеряно я начала оправдываться тем, что он же и запер дверь на ключ. На это он ответил, что отворил её ещё под утро. Только спустя пару минут нашей перебранки мой мозг включился, перебарывая недосып, и я вспомнила о том, что было вчера вечером.
– А знаешь что, подои коров сам! Или подстилке своей прикажи, а меня оставь в покое! – разозлившись от воспоминаний, взбунтовалась я.
– Ты что мне тут обижаться вздумала? У сельских времени на бабьи истерики нет! Это вы, городские, - неженки горделивые!
Он схватил меня за руку выше локтя и стянул с постели. Потеряв баланс, я оступилась и упала на пол. Подонок и не собирался помогать мне встать, а только продолжал тащить за руку к самой двери.
– Да отпусти ты! Дай мне рубашку ночную на платье сменить! Стыдно же! Люди увидят! – сопротивлялась я, умоляя его.
Он выволок меня на луг и, заставив подняться на ноги, затолкал в доильный зал.
– Животных я тебе привёл! Дои! Я пойду на уступку и накрою сам себе завтрак, а ты сегодня есть не будешь! Не заслужила! – он ушёл, оставив меня за работой, не умытую, ни одетую, не готовую.
Самым постыдным было то, что всю эту сцену наблюдал, работающий на пасеке, пчеловод. И хоть в разборку он и не вмешался, но я заметила, как недовольно и разочарованно мотал мужчина седой головой.
Закончив все свои дела, я вернулась к дому на время обеда, голодная с вечера и замёрзшая в одной ночнушке этим пасмурным угрюмым днём. Входная дверь была закрыта. Я дёргала её. Я стучала в окно, в котором видела, как аппетитно он ел из тарелки. Мерзавец слышал меня, но ни один мускул на его лице не дрогнул, а взгляд не оторвался от еды. Затем он встал и ушёл в кабинет, чтобы не слышать моего стука.
– Эй, милая! – окликнул меня пасечник. – Пойди сюда!
Он вышел с пасеки и снял с себя пчеловодную маску, заменив её на панаму.
– Пойдём–ка за мной, поможешь!
Я отправилась за пасечником к сараю. Он вытащил из-за лопат рюкзак, и мы уселись на скамью, прямо под солнышко, которое удачно выглянуло из-за тучки. Старик вытащил из сумки запасную куртку и накинул её мне на плечи.
– Держи! – протянул он мне свёрток с едой.
– Нет, что Вы! Я не могу это взять! Вы ведь останетесь голодным!
– Ешь, говорю! Здесь сытный бутерброд, немного сала и свежая зелень! А вот тебе и согревающий чаёк! – он открыл крышку термоса и заботливо налил в неё чай.
Я обняла руками ёмкость с горячим напитком и начала согреваться. Еду же я буквально заглотнула, не постеснявшись за отсутствие манер.