– В нашей «семье» в основном мошенницы разного калибра. Серьёзных преступниц нет и прошмандовок нет. Я – помощница «старшей», а это почётно, и мои девчонки – послушные добытчицы ходового товара, вроде сигарет, карт и бабок. Меня можешь так и звать – Помощница, беззубую – Липучка за ворующие ручки, а красотку с верхней койки – Валютная за романы с командирами колонии, ну и «старшую» – Старшая. Тут ума много не надо! Мы – уважаемые зечки со средним статусом, который сами себе заработали. За тобой ходит слава служивой, капитанской жены, работницы при таможне. В отличие от мужских колоний, у нас отношения с военными и представителями порядка уважаются, потому как могут быть полезны при общение с администрацией тюрьмы. Можно сказать, что ты подошла нам по статусу.
– А где ещё две сокамерницы?
– На смене по шитью униформы. А ты давай заканчивай со шконкой и берись за швабру! Камера моется дважды в день. Расписания всех работ составляются мною. Не спорить и не уклоняться от задач! Тогда и битой не будешь! У нас вообще, ой, как лентяек не любят! На производстве по шитью работают в две смены по восемь часов. От объёма выполненной работы зависит общее благополучие, при отсутствии которого виноватую семью вызывают к начальнику, а тот – ублюдок больной на голову. Всеобщее благополучие, как ты понимаешь, зависит от каждой из нас. Та, что подводит, лишается зубов и клока волос. А у тебя и правда, волосы красивые и зубки аккуратные! Не подводи!
Я поняла правила игры и придерживалась их, ради сохранности ребёнка и себя. Работала, не покладая рук, по восемь часов за швейной машинкой. Мы шили форму для военнослужащих, уголовников, ремонтников. За это получали мизерную зарплату, что садилась на личный счёт каждой зечки. Со счёта можно было заплатить за продукты в тюремном магазине, а ещё приобрести одежду, косметику, лекарства, книги и сигареты. Краситься и носить выходные наряды разрешалось в свободное личное время или на свидания с посетителями. Гостей у меня не было, хотя я очень ждала капитана, который уже с месяц назад должен был получить письмо из тюрьмы и узнать о моей беременности. Адвокат тоже не приходил, но заверял меня, что собирает данные для апелляции, и как только всё будет готово, навестит меня для разговора.
Живот пока не рос, но частенько малыш беспокоил меня утренней тошнотой и головными болями. К врачу обращаться с такими «мелочами» было не положено, как и было негоже пропускать часы работы, приходя в себя на койке. Однако в женской колонии понимали, что значит беременность и были те, что жалели, и те, кто завидовал. Сожаления обычно были связаны с тяжелыми условиями жизни за решёткой, а зависть – с привилегиями, что тюрьма разрешала женщинам в положении. Я могла посещать душевую неограниченное количество раз, а ещё чуть дольше прибывать на воздухе. Других поблажек у меня не было: питание, даже магазинное, оставляло желать лучшего, объем сшитых изделий должен был соответствовать дневной норме, сон – восемь часов, подъём в шесть, отбой в десять вечера.
– Попривыкла к колонии? – спросила меня сокамерница по прозвищу Считалка, исходящего из её прежней должности бухгалтера в автомобильной компании.
Худая, невысокая, с короткой стрижкой, в круглых очках, лет пятидесяти – она пользовалась всеобщим уважением за крупную сумму, которую списала у работодателя, да так чисто, что её долго не могли призвать к суду. Любительница курить, она зачастую брала на себя чью–то рабочую смену, взамен на три сигареты. Именно поэтому я и не встретила её в день подселения в камеру, когда остальные заключенные были свободны. В семью она не входила, и высокий статус позволял ей быть самой по себе.
– Не уверена, что к этому можно привыкнуть, – ответила я ей за ужином в столовой.
– Ещё как! Особенно, когда на воли никто и не ждёт!
– А муж?
– Муж? – рассмеялась она. – Кому нужна супруга–зечка? У женщин–заключенных редко бывают посетители, тем более, мужья. Они стыдятся нас! И, если поначалу помогают финансово, то со временем их помощь становится реже и скупее, а в конце вместо бабок на счёт, они присылают бумаги на развод.
Я грустно опустила глаза, вспомнив о капитане, который так и не навестил меня:
– Мой супруг оплачивает адвоката, которой вскоре подаст на апелляцию, и я надеюсь, что вскоре выйду отсюда и рожу ребёнка на свободе!
– Ты в шахматы умеешь играть? – ухмыльнулась собеседница, никак не прокомментировав поддержку капитана.