– Эти нарушения уже были рассмотрены отделом внутренних расследований МВД, и у полковника, раз ты позабыла, изъяли акции в знак наказания за преступления. Суда наши регламентные непорядки не касаются!
– В таком случае, что же ты вместе с акциями и звание его не отозвал ещё тогда?
– Принцесса, полковник носит погоны не просто так! Он их заслужил, исполняя долги перед родиной, и принижать его заслуги из–за твоей кровожадности несправедливо!
– У тебя всё несправедливо: полковника разжаловать, старшего кинолога уволить! Да ты сама Фемида в мужском обличии!
– Я поступаю по совести!
– Что с майором–юристом по делу заключённого? Её признали виновной во взяточничестве, ведь это она помогла убийце брата зека выйти сухим из воды.
– На эту женщину, насколько мне известно, заведено не одно дело по принятию взяток, и суд об этом ещё впереди.
– Ты оформил девочку–добермана на центр кинологии? Я уже говорила, что не хочу, чтобы её отправили в приют, но ты ответил, что решишь этот вопрос после суда. Суд состоялся. Так ты сделал то, что я просила?
– Точно! Прости, я забыл, что был такой разговор. А что, майор не хочет взять её в свой бренд?
– Помимо бренда есть обычные собаки.
– Они на попечение министерства, а я уже упоминал, что наш бюджет не безграничен. Настоящий хозяин ищейки пропал и на суде не появился, а полковник подписал отказ от неё с прошением об умерщвлении. Таким образом содержать добермана в центре кинологии будет неправильным и незаконным.
– Ты считаешь, что будет правильным усыпить здоровое животное? – возмутилась я.
– Собака была натаскана зеком на нападение! Она агрессивная и опасна.
– Это вы с полковником – опасные волки, а она – ягнёнок, – бросила я вилку в тарелку с едой. – Как можно быть таким бесчеловечным?
– Я просто следую букве закона! Старый офицер ходатайствует об эфтаназии, и военная ветеринарная клиника удовлетворила его прошение. Я не имею права противоречить этому! И не могу содержать её в государственном учреждении за счёт министерского бюджета.
– Оформи добермана на меня! Я выкуплю её у полковника, раз тебе денег из казны на бедную собаку жалко!
– Уже поздно!
– Я просила тебя сделать это раньше! – вскочила я из–за стола. – А ты пришёл ко мне сейчас, подал торжественное блюдо на стол, вино открыл во имя праздника. И что мы празднуем, министр? Сомнительное наказание полковника и умерщвление невинного животного? Ты обещал мне решить этот вопрос уже давно! Ты не сдержал обещания!
– Ты тоже своего не сдержала, хотя давно обещала мне оральный секс, – спокойным голосом сказал он.
– И ты решил проучить меня?
– Нет, я, действительно, забыл про эту ищейку. Просто не надо винить меня в том, в чём и сама грешна! Возможно, я смогу упросить полковника не умерщвлять собаку, но только в знак моей любви к тебе.
– И как мне отплатить за этот знак любви?
– Взаимной любовью, которая проявится в любви физической, – той, о которой я тоже тебя давно прошу.
– Что ты пристал ко мне с этим минетом? Неужели он настолько тебе важен? – нервничала я так сильно, что не могла сдержать эмоций и срывалась на крик.
– Мне важно взаимоуважение в постели, и я всегда получаю то, чего хочу! – по–прежнему спокойно отвечал министр.
– Тогда пошли в кровать! Я исполню твой эгоистичный приказ, чтобы самой получить то, что желаю – спасти несчастное животное из лап таких хищников, как вы! – распахнула я на себе блузу и гневно направилась в спальню. На пороге обернулась взглянуть на чиновника, надеясь, что моя истерика вызовет в нём хоть каплю стыда и он поступил благородно: не будет принуждать меня к оральным ласкам и переубедит полковника в решение о добермане.
Нисколько не возмутившись моим словам и не испытывая мук совести, министр сложил свою салфетку и аккуратно положил на край стола. Неторопливо встал и подошёл ко мне, а затем дерзко примкнул к моим губам губами, и приподняв от пола, заволок в спальню, словно жертву в берлогу.