На третьи сутки карцера мне начало казаться, что я схожу с ума от холода, изоляции и боли, но тут за мной пришла конвоирша и, как ни странно, повела не в цех и не к начальству, а обратно в жилую зону.
– Меня возвращают?
– Ну, да, – удивилась конвоирша моему вопросу. – А, ты ж не в курсе! Тут такой скандал поднялся, – заулыбалась она.
– Какой?
– Главы семей, что вернулись из карцера неделю назад, собрали совет со статусными зечками, и всеми единогласно было решено Старшую снять. Ждут тебя, чтоб опустить её. Теперь она толчки драить будет и сама в толчок превратится.
– А что так? – не скрывая удовольствия от услышанного, ухмыльнулась я.
– А то, что она всех начальству заложила, включая тебя. А ты дитя из-за неё потеряла, но ни одно из имён не назвала, ни своих, ни наших, административных. Вот и получилось, что заключенные бабы её за детоубийство осудили, а мы мешать не стали в благодарность за твоё молчание и силу воли.
– Я думала администрация в курсе подставы была.
– Частично была, да всё равно никто не ожидал, что ты и наших не выдашь.
Я никак не среагировала на её слова. Особой радости я не ощутила, ведь всех их я бы разом променяла на ребёнка, что погиб из–за молчания, держать которое я была вынуждена, чтобы самой не стать опущенной зечками и избитой конвоиршами. Однако сладость от мести Старшей, тёкшей мёдом с молоком по моей сожжённой от злости гортани, я испытала с лихвой.
– Но начальник вряд ли выпустил меня из карцера лишь потому, что зечки сняли Старшую!
– Так, конечно, не поэтому! Считалка, увидев, что начальник тебя беременную бьёт и в камере строгача держит, перекопалась в твоих вещах и нашла номер майора, который поднял тут такую шумиху, что начальник теперь находится под следствием по статье о превышение должностных полномочий, за что, от нас, администрации, вам отдельное спасибо.
– Какой ещё майор?
– Супруг твой, ты чего?!
– Мой муж – капитан МВД.
– Похоже, информация у тебя устаревшая, но вскоре ты и сама разберёшься, кто твой муж, – мы подошли к комнате свиданий, и конвоирша открыла мне дверь.
Нервозно постукивая ногой о пол, за столом сидел капитан. Узрев свою жену далеко не в лучшем виде, он вскочил со стула и подбежал ко мне:
– Что они с тобой тут делали? – схватил он меня за подбородок и повернул лицо к свету от окна. – Синяк тебе этот подонок–начальник поставил? Ну, я ему устрою, гаду! Жаль поздно узнал! Как таракана раздавил бы в самом начале.
– Руки от меня убери, – оттолкнула я его. – Слышала, ты майором стал?
– Стал. Благодаря кинологическому центру, который решил проблему с обучением кинологии тех ребят, что служат к югу от столицы. Государство экономит деньги, не посылая их на практику в город, а я зарабатываю на студентах и отборных собаках, в своём центре. Вот и повысили за вклад в военное дело.
– Поздравляю! Рада, что твоя мечта сбылась, – с сарказмом сказала я, надавив поздравлением самой себе на горло.
– Наша мечта, милая! Мой центр уже приносит отличный доход! Скоро освободим тебя, приведём в порядок и, оставив всё плохое позади, начнём радоваться жизни вместе! – расплылся он искренней улыбкой, которая вонзилась мне заточкой в самоё сердце.
Я, истерзанная, немытая, нечёсаная, избитая и потерявшая ребёнка стояла перед ним, холёным и довольным, и слушала о радости жизни. Меня переполняли отнюдь не истеричные женские эмоции, лейтенант, а всё та же злоба, исходящая из тёмного дыма, заполнявшего моё нутро. От всего сердца и израненной души я дала ему пощёчину, такую, какую и он мне тогда, когда я попала в тюрьму, напуганная и одинокая. Удивлённый, он опешил.