– Кто вместо неё? Есть кандидатуры?
– Помощница, конечно, – правая её рука, и ты, умеющая рот на замке держать и своих не сдающая, женщина – кремень, статусная жена майора МВД, который за тебя начальнику тюрьмы накостылял и под следствие его отдал. Администрация уже за тебя с твоими связями, но наше слово не менее весомо.
– Где Считалка?
– Так она это…, – запнулась зечка.
– Скончалась Считалка, – договорила фразу Помощница. – Ей карцер на пользу не пошёл. Воспаление лёгких усугубило здоровье. Она помучалась несколько дней. Тебя вот спасла, позвонив твоему супругу, и, как–то ночью забрали её с очередным приступом в мед. часть, откуда и не вернули больше. На кладбище тюремном теперь лежит в обычной яме с деревянным крестиком вместо надгробья.
Моё сердце пырнули ножом, таким острым, что разрезал его напополам. Слёзы подступили к глазам, а речь перекрыл ком невыносимой боли. Снова потери. Всё как тогда, после фермера. Я не могла показывать слабость, поэтому хлестнула себя изнутри, что есть мочи, и приказала не ныть.
– Как будем биться за статус старшей? – спросила я Помощницу.
– Пусть каждая сейчас предложит свои улучшения после вступления на трон. Посмотрим, за кого большинство проголосует.
– Согласна. Начинай!
Предложения Помощницы были неплохими, но пропитанными многолетним влиянием Старшей. Для зечек они не несли сильных изменений, зато обещали стабильность и действенность, ведь работали уже давно. Когда подошла моя очередь держать речь, то я сказала:
«Первым делом почтим Считалку минутой молчания и хлебом с водой. Она была одной из нас, статусной зечкой и отзывчивой душой, спасшей меня от тюремного ада. Колония ожесточает и обесценивает людей. Чья-то смерть становится незаметной здесь за собственным стремлением выжить. Но я обещаю помнить, и отомстить за зло, причинённое ей начальством».
Заключённые присоединились к недолгому трауру по бывшей бухгалтерше и любительнице шахмат, а затем я продолжила:
«Мне сидеть тут недолго, и в утробе ребёнка я больше не ношу, а потому, став старшей, всю выгоду своего положения направлю на благополучие зечек, а не на своё. Те дикие проценты, что Старшая имела с каждой сделки, сменю на 50%, идущих мне и 50% тем, кто в них участвует. Из полученных 50%, половину буду вкладывать в общак, который будет служить опорой каждой нуждающейся зечке: беременной, больной, одинокой, старой, малоимущей, матери. Решение об их выдачи будет приниматься мной и помощницей, которая останется прежней. Тем из вас, кто будет готов вложиться в общак из собственных доходов, будут добавлены очки статуса».
После этих слов, я и Помощница покинули стол, и отошли в сторонку, чтоб дать возможность зечкам обсудить выдвинутые кандидатуры. По их же сигналу рук, мы вернулись на свои места. Большинством заключенных на должность старшей была назначена я, а Помощница – моей правой рукой. Многие главы семей и парочка статусных зечек сразу оповестили нас, что готовы сделать свой вклад в общак, который состоял не только из денег, но и долгосрочных продуктов питания, сигарет и прочей тюремной валюты. Надсмотрщицы, следившие за столовой и нашими выборами, мою кандидатуру поддержали опосля, когда одна из них вызвала меня в свой кабинет, сказать о том, что от меня ожидается следить за дисциплиной и докладывать им обо всём, чего в отряде быть не должно. Другими словами, лейтенант, я стала балансом или связующим звеном между администрацией и зечками, между законом и его нарушителями, между правами и обязанностями. Я исполняла приказы одних, но так, чтобы им, звучащим из моих уст, подчинялись другие.
Глава 12. Эндшпиль
В свободные вечерние часы ко мне, валявшейся на койке, подошла Помощница.
«Время!», – сказала она и протянула бритву, похожую на складной ножик. Я сразу поняла, что надо делать. Встав на ноги, я вышла из камеры, а за мной по мрачному, темно–серому коридору двинулись и другие главы семей со статусными зечками. Подойдя к камере Старшей, я встретилась взглядом с конвоиршей, спокойно ожидавшей меня у её двери. «Я заперла стерву внутри!», – открыла она замок и пропустила нас внутрь.