– Как ты посмела такое сотворить? – не успокаивался он, крича на всю камеру так, что даже стены содрогались от его угрожающего тона.
– Это не мои наркотики! И я не знала, что дом взломали!
– Это ты судье докажи, которая слышать ничего не хочет о твоей невиновности! Мне тебя как вытаскивать прикажешь?
– Её, наверное, подкупили! Так адвокат считает, ведь в деле многих доказательств нет!
– Это мозгов у тебя нет! Я тебе тысячи раз повторял, что мы в одной лодке, и что твои поступки отражаются на нас обоих! Я – капитан МВД, руководитель по борьбе с наркотиками, уважаемый работник и честный человек был снят прямо с задания по подозрению в наркоторговле! Отсидел десять суток, пока они там разбирались в моей причастности к твоему делу! Да как ты вообще посмела ослушаться меня и общаться с этой дрянью? – вновь двинулся он на меня и я зажалась.
«Капитан, прошу Вас, держите себя в руках!», – остановил его ладонью в грудь подполковник.
– Чего тебе не хватало? – продолжил ругать меня муж. – Я тебя обеспечивал, любил, защищал! Что мне со всем этим делать? С поруганной репутацией? С женой – заключённой? С проваленной мечтой о центре кинологии, который мне теперь не видать, как своих ушей?
– Прости меня! – опустила я глаза, всё также горько плача.
– Знать тебя не желаю! – капитан покинул камеру, а за ним, сказав мне что–то на прощанье, ушёл и подполковник. Я же осталась стоять в том углу ненавистной камеры и стирать пальцами капельки крови, вышедшей на щеке от случайного пореза перстнем при ударе мужа по лицу. Это был первый раз, когда он поднял на меня руку, и это происшествие мной ощущалось горче и больней, чем бесчестность продажного суда.
Конвоирша, наблюдавшая эту сцену с хладнокровным спокойствием, отвлеклась на сообщение, зашумевшее неразборчивой речью из рации. «Сейчас доставлю!», – ответила она и, надев на меня наручники, повела на встречу с прокурором. Это была женщина лет пятидесяти, которая с самого начала не верила в мою виновность, хоть и держала нейтральную позицию. Однако по высказываниям на суде и жалостливым взглядам на меня, я знала, что она на моей стороне.
«По распределению поедешь в восточную тюрьму! Тебя доставят туда незамедлительно!» – оповестила меня судебный представитель, на что я безмолвно кивнула.
– Почему заплаканная и что со скулой? – спросила она, глядя на меня взволнованным взглядом. – Надеюсь, это не наша охрана?
– Её муж набил! Да за дело! – коварно улыбнулась надзирательница, не дав мне и рта раскрыть.
– А ты где была, когда он совершал насилие над заключённой? – обвинительно спросила прокурор конвоиршу. Не имея оправданий, та молча уставилась в пол.
Женщина покинула кабинет, а через несколько минут вернулась с небольшим матерчатым свёртком в руках.
– Давай–ка лёд приложу к твоей ранке, а то синяк на пол лица образуется! – заботливо подошла она ко мне и поднесла морозный свёрток к щеке. – Потерпи, девочка! Скоро станет легче!
– Я не виновата ни в чём! – растроганная её вниманием, расплакалась я вновь.
– Верю тебе, только я не судья! Подай на апелляцию и постарайся найти побольше доказательств своей невиновности!
– Как, если я буду за решёткой?
– Придумай! Попроси тех, кто на свободе!
Под надзором всё той же неприятной конвоирши я шла к грузовому автомобилю для транспортировки заключённых. Он, серый и бесчувственный, ждал меня посреди двора, обнесённого высокой решёткой под напряжением тока.
«Поднимайся, давай!», – толкнула меня в спину надзирательница у самого авто. Я в последний раз взглянула на вольную жизнь, что протекала за оградой, и с тяжестью вздохнула. Уже готовая подняться в грузовик, я вдруг заметила, на той самой воле, предвзятую судью, идущую к автостоянке с довольной стервой–юристом, преподававшей у меня в академии МВД. Я, конечно же, поняла, что она причастна к судебному приговору. Злость подожгла моё нутро неукротимым пламенем: «Ах ты, сучка!», – крикнула я преподавательнице во всё горло. Обернувшись, она ухмыльнулась мне змеиным оскалом. «Улыбайся, пока можешь! Выйду и тебе отомщу! Я всем вам отомщу!», – воспротивилась я конвою, желая добежать и разорвать её на части, несмотря на разделяющую нас решётку, но затащенная в грузовик против воли, не успела исполнить приказ своей души.