– Все же есть нечто утешительное в том факте, что мы зарабатываем деньги на людях, которые потеряли свои состояния, – как-то заметила она за ленчем.
Мы сидели возле Торквемады и жевали сандвичи с семгой. Рик притащил эту семгу утром со словами:
– Вы не представляете, до чего дешево досталась! Затем он удалился, радостно заявив на прощание:
– На следующей неделе, если повезет, раздобуду икры! Гейл, как обычно, ничего не ответила, я ни о чем не стала спрашивать. Лучше уж пусть маленькие тайны и хитрости Рика останутся при нем. И мы старались побыстрее доесть эту семгу, пока не нагрянула полиция.
Мы с Гейл были в магазине одни. Кэролайн все еще отсутствовала. Похоронив идею разгула с Ренато в Тоскане, она скрепя сердце отправилась с Патриком и детьми на Сардинию и, даст Бог, должна была вернуться на следующей неделе.
Переживания по поводу неудавшихся каникул всегда проходили у Кэролайн в два этапа. Сначала она бесновалась сама, затем срывала свою злость на других, оказавшихся под рукой при ее возвращении. На следующей неделе мы отправляли Рейчел в летний лагерь и, предвкушая возвращение Джоша, я просто из кожи лезла вон. Готова была делать что угодно – варить, стирать, проверять дочь на вшивость, чистить сортиры. Все что угодно, лишь бы быть подальше от Пимлико-сквер в течение недели после приезда Кэролайн.
– Знаешь, дорогая, мне почему-то нравится эта несчастная старая корова, ничего не могу с собой поделать, – сказала Гейл. – Есть нечто в английской аристократии, что вызывает ненависть, но, может, все дело в зависти? Этот их откровенный эгоизм в сочетании с благородством, он просто сногсшибателен! Как, черт возьми, им удается так держаться? Я бы не смогла. Вот я, к примеру, ничуть не эгоистка, но и ни капли благородства во мне нет. Ни унции, ни грамма!
Гейл изумленно вытаращила глаза.
– Господи помилуй! – воскликнула она. – Да я, никак, становлюсь гребаной интеллектуалкой! – И она расхохоталась. – А если наши дела пойдут так и дальше, то стану еще и богачкой!
Неужто это возможно – разбогатеть по-настоящему? Верилось мне с трудом. Но ничуть не мешало строить самые радужные фантазии на тему того, что будет, если это случится.
Одним из предметов роскоши, который я могла позволить себе уже теперь, была домработница. Прежде мне и в голову не приходило, что я могу сравняться в этом с Кэролайн. Не могла предоставить я несчастному созданию и спальни на выбор, где она могла бы отдыхать и развлекать своих приятелей. Правда, и у Кэролайн домработницы не больно-то развлекались и отдыхали. У нас имелась лишь одна свободная, совсем крохотная комнатушка.
Я всегда подозревала, что появилась она из-за неких просчетов при проектировке дома, в результате которых образовался закуток и архитектор не мог придумать ничего лучшего, как прорубить там оконце.
Девушка, которую я наняла через агентство, оказалась португалкой. Я с некоторым опасением продемонстрировала ей закуток: девица была крупная, и я вовсе не испытывала уверенности, что она там поместится. Однако она улыбнулась и сказала: «Очень карашо», – что не слишком удивило меня, поскольку я знала: то были единственные известные ей английские слова. Звали ее Магдалена, и была она довольно хорошенькая, только очень уж волосатая. Интересно, подумала я, не клюнет ли на нее Ральф – ему всегда нравились женщины с роскошными волосами, при этом вдруг я с некоторым ужасом отметила, что если и да, то меня это мало волнует. Рейчел моментально привязалась к девушке и воспылала желанием обучить ее говорить по-английски не только «очень карашо», но особых успехов не достигла. Она также почему-то решила, что Магдалена должна полюбить Фатву, что тоже кончилось провалом. Фатва вознамерилась укрепить англо-португальское взаимопонимание весьма своеобразным способом – оставляя на куче компоста по утрам полусъеденную крысу. Если б Магдалена хотя бы на секунду переставала вопить как резаная, пока я убирала очередной труп, она вполне могла бы обогатить свой скудный английский лексикон выразительными словами на четыре буквы. Но увы, и этого не случилось. И она стала бояться Фатвы не меньше, чем окрестные собаки, а через некоторое время я начала опасаться, что и ей предстоит та же печальная участь.
Зато у Магдалены было одно неоспоримое достоинство – она умела водить машину. Теперь, когда Ральф был занят на репетициях, она могла возить Рейчел в школу и кормить ее ужином, если мы задерживались. Она могла также – при мысли об этом я виновато съеживалась, потому как подозревала, что именно по этой причине наняла ее, – «держать осаду», пока Ральф мучается со своим «Дядей Ваней», а я неизбежно буду задерживаться по вечерам.
Короче, я возлагала большие надежды на то, что Магдалена станет главным ключом к моей двойной жизни, и старалась обращаться с ней «очень карашо», чтобы она вдруг не уволилась. В результате первыми английскими словами, которым она выучилась после «очень карашо», стали «я люблю тебя», которыми она выражала свою благодарность мне. И которые, как я опасалась, могли навлечь на ее дурную голову неприятности где-нибудь на местной дискотеке.
Ральфа я видела все меньше и меньше. Возвращался он с репетиций поздно, когда я уже спала, и все еще спал, когда я уходила на работу. Что сводило супружеские радости к спартанскому минимуму, а это, в свою очередь, заставило меня еще больше жаждать Джоша. А по уик-эндам я занималась с Рейчел. Правда, у нас с Ральфом иногда выкраивалось время для выпивки или вечерней прогулки по парку, но говорил он при этом только о «Дяде Ване», вернее, о себе в «Дяде Ване».
– Просто поразительный персонаж этот Астров, – как-то заявил он в тот момент, когда мы любовались закатом над рекой. – Знаешь, никогда прежде не доводилось мне играть человека, с личностью которого я мог бы себя полностью отождествить.
Какое-то время меня несколько беспокоил тот факт, что я замужем за человеком, которого совершенно не знаю. Затем вдруг поняла, что в этом есть даже некоторый оттенок романтичности. По крайней мере, когда мы занимались любовью, Ральф воображал себя кем-то другим, и я, надо сказать, тоже.
В понимании Кэролайн разрешение на парковку для резидентов позволяло ей оставлять свою машину где только в голову взбредет. В понедельник утром она возвестила о своем возвращении из отпуска, припарковав «мерседес» прямо перед полицейским участком, что находился наискосок через площадь. Объяснила она это тем, что больше не было свободного места. Констебль, вошедший вслед за Кэролайн в магазин, довольно остроумно заметил, что теперь по крайней мере увозить машину далеко не придется, а затем осведомился, не желает ли миссис Аппингем все же убрать свой «мерседес», пока этого не сделала специальная служба. Но сопротивление стражам порядка, находящимся при исполнении, никогда не входило в число понятий, близких разуму или сердцу Кэролайн, особенно после отпуска, когда итальянские стражи порядка вдруг огорошили ее заявлением, что даже на Сардинии она должна иметь при себе паспорт, водительские права, кредитные карты и обратный билет на самолет. Визит в местную церковь в одних купальных трусиках тоже не сошел ей с рук, несмотря на возражения Кэролайн, что день выдался страшно жаркий и что церковь находится почти на пляже. Кроме того, раз Господь является создателем всего сущего на земле, стало быть, Он создал и ее, Кэролайн, груди. А раз так, то их вид не должен Его оскорблять.
Карабинер тщательно осмотрел творение Господне и лишь затем вынужден был признать, что да, Он свое дело знает. Но к сожалению, священник придерживается другой точки зрения и местный магистрат – тоже. По крайней мере хоть в тюремной камере оказалось не так жарко. Однако британский консул распалился не на шутку. И очень настоятельно рекомендовал миссис Аппингем никогда больше не появляться на Сардинии.
Машину увезли.
Загар Кэролайн наводил на мысль, что, находясь в отпуске, она все же не слишком много времени провела в церкви и камере заключения. То же можно было сказать и о Патрике с детьми. Первый нашел площадку для гольфа, а ребятишки – парк с аттракционами. Они посещали его в сопровождении няньки-шведки, где ей пел серенады буквально каждый распаленный похотью самец с Коста-Смеральда, где она бесперебойно получала предложения руки и сердца и еще более бесперебойно – предложения скоротать вечерок, на несколько из которых она откликнулась, предварительно уложив детей спать. Одиночество Кэролайн скрашивал некий гонщик Формулы-1 из Рима. По ее уверениям, у этого поразительного творения природы было три яйца, а не два, хотя, возможно, ей это просто показалось в пылу страсти. «Он своего мотора не жалел, – со смехом говорила она. – Наяривал на совесть, без заправки и ремонта!» И в то же время, по ее словам, то был вполне галантный джентльмен, истинный римлянин – это он проделал долгий путь в Кальяри, чтобы привезти британского консула.
– Не так уж дурно за неделю-то отпуска! – заметила я.
Кэролайн не принадлежала к числу особ, личные тайны которых можно было выведать только с помощью Торквемады. Они были тут же выложены перед нами, точно товар на прилавок, и помогли скоротать вялое начало дня, а также изрядно поразить воображение немногочисленных покупательниц – благодаря тому, что Кэролайн не удосужилась даже понизить голоса.
Но ее возвращение было не единственным событием, занимавшим в тот день мои мысли и воображение. Примерно каждые полчаса я гадала, в какой именно точке необъятного неба находится маленький самолет, несущий ко мне Джоша, и еще благодарила Бога за то, что в августе обычно не наблюдается гроз, а также обледенения закрылков или миграций крупных стай птиц. К тому же и арабские террористы вроде бы в последнее время попритихли. И начало моей двойной жизни находилось теперь целиком в руках «Алиталии».
Чуть раньше, во время одного из тех редких завтраков, когда мы с Ральфом вдруг оказались вместе за кухонным столом, он вышел из своего кокона и процитировал мне отрывок все из того же «Дяди Вани»:
– «Женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: сначала приятель, потом любовница и затем уже друг».
Я призадумалась. Почему именно эти строки Чехова вдруг показались ему столь важными? Возможно, Ральф решил, что в этих словах кроется некая столь важная для нас обоих истина. Что ж, подумала я, любовницей его я уже была и теперь, оглядываясь на годы, прожитые вместе, считала их лучшими в своей жизни. Те годы, конечно, когда я была молода и мила и оба мы радовались жизни. Но что это означает – «приятель»? Я не понимала. И теперь «друг»? Неужто я стала ему другом? И перед глазами вдруг возникла картина: вот мы оба, совсем старенькие, молча сидим у огня.
Но во мне тлели угольки совсем другого огня, и порой я даже пугалась – так сильно хотелось, чтоб они разгорелись ярким пламенем.
В небе пролетел еще один самолет. Я выглянула из окна– посмотреть, не принадлежит ли он компании «Алиталия», но он уже скрылся из виду.
К полудню Кэролайн закончила свою исповедь и решила заняться увезенной машиной. Стала настырно названивать куда-то, и я слышала лишь обрывки разговора. Такие слова и выражения, как «вандалы», «коррумпированная полиция», «украли прямо из-под носа», звучали довольно часто, но имели мало отношения к истинному положению дел.
Не успела она повесить трубку, как телефон тут же зазвонил. Кэролайн подошла, затем, не говоря ни слова, протянула трубку Гейл. Я слышала, как та говорила:
– Извини, дорогая. – А затем: – Посмотрю, что тут можно сделать, Ребекка, дорогая! Я тебе перезвоню.
Я вспомнила. Ребекка – та самая женщина, которая собиралась на уик-энд с мужем-адвокатом, который, в свою очередь, трахал Мерзавку.
Гейл отошла от телефона, голос ее звучал сердито:
– Глупая корова! Не может, видишь ли, приехать забрать барахло. У ее бедной маленькой дочурки, видите ли, насморк! Все они таковы, только и дожидаются, чтоб другие ради них крутились!
– Может, на такси отошлем? – предложила я.
Гейл сверкнула глазами:
– Да ты с ума сошла! Там на восемьсот фунтов разных вещей от дорогих модельеров!
– Ну тогда я отвезу, – сказала я. – Где она живет?
– В Хэмпстеде. Лейнстер-пэрейд.
Гейл проворчала слова благодарности. Тут вдруг встряла Кэролайн:
– Лейнстер-пэрейд? Так там живет Аманда, а мы с ней как раз договаривались пообедать вместе. Попрошу ее завезти шмотки этой дуре.
Итак, проблема вроде бы была разрешена.
Но имя Аманда не давало мне покоя. Неужто это та самая Аманда, которая как-то переспала с Джошем? А может, у Кэролайн сразу несколько Аманд? Нет, спрашивать ее ни за что не буду! Но взглянуть на эту стерву, пожалуй, стоит.
Лучше б я не глядела. Лучше б вообще не приходила сегодня в магазин. Аманда заехала за Кэролайн. Росту в ней было около шести футов, причем большая его часть ушла в Ноги. Каскад белокурых волос, загар, любоваться которым позволяла сведенная к минимуму блузка. Кэролайн не улучшила ситуацию, решив представить меня как друга Джоша Келвина.
– Помнишь, дорогая, такой сексапильный фотограф, ну, который… Ладно, не буду тебя смущать. Анжела к нему неравнодушна, так что ты, Аманда, расскажи ей, что говорила мне…
Я проглотила ком, вставший в горле. Должно же быть хоть какое-то оружие, способное укротить Кэролайн! Весь вопрос в том, где его найти.
По крайней мере Аманде хватило такта не распространяться на эту тему. Но с загаром, подобным этому, подумала я, слова ни к чему. Она не носила даже обручального кольца. И я возненавидела ее.
Вечер выдался очень грустный. Ральф был на репетиции, Рейчел – в лагере. Магдалена где-то шлялась – наверняка говорила всем подряд «я люблю тебя». Типичный для позднего лета теплый вечер, а я была одна. Я налила себе вина и сидела в саду. Летучая мышь носилась в сумраке между платанами, черный дрозд затеял перебранку с Фатвой где-то в соседских кустах. Я хотела, чтоб Джош позвонил и сказал, что не забыл меня. А если вдруг позвонит, что я ему отвечу? Что хочу его? И страшно боюсь? Что свободна и в то же время не свободна? Что брак мой прочен, и я вовсе не желаю разрушать его? Что хочу отдать ему всего лишь половинку себя?..
Интересно, какую именно половинку? Я рассмеялась и налила себе еще вина. Что ж… наверное, ту, что не находит себе покоя, которая тлеет пламенем, которая еще молода и тоскует по тому, чего в моей жизни еще не было. И толком даже не может описать, о чем именно мечтает. Ну разве что о какой-то страстной и тесной близости. Та половинка, которая решила затеять бурный и прекрасный роман с Джошем Келвином.
А что, если Джош тоже отдаст мне только половинку себя и мне придется делить его с какой-то другой женщиной? Женщиной типа Аманды, сплошь состоящей из ног, самоуверенности и загара? Об этом было больно даже подумать. Но, с другой стороны, разве могла я рассчитывать на большее, раз поскупилась сама?.. Ладно, к черту! Должен же быть какой-то ответ!..
Я налила себе еще один бокал, сидела и смотрела на быстро темнеющее небо. Конечно, он был, этот ответ. Между этими двумя ситуациями существует огромная разница. Одно дело, когда ты, устав от мужа, заводишь любовника. И совсем другое, когда делишь любовника с другой женщиной. Яснее ясного.
И как только это стало ясно, вино тут же ударило в голову и одурманило меня, точно хлороформ. Ветви деревьев расплывались на фоне неба. Летучая мышь то раздваивалась, то вновь превращалась в одну – точь-в-точь моя двойная жизнь, с горечью подумала я.