Кстати, вся эта история с Америкой в некотором роде и вовсе нелепа. Сашка хоть и грезил Великими озёрами да прериями, но бежал отнюдь не в Америку, а в Индию. Имелись у него на это свои весьма веские резоны. Впрочем, речь сейчас не об этом, а о рассказе А. Чехонте.
Вот с чего, спрашивается, господин сочинитель взял, что «в Калифорнии вместо чаю пьют джин»? Ну, откуда он это взял, скажите на милость? Ни у Майн Рида, ни у Купера об этом ни словечка! Сашка лично проверял.
Или. «Стадо бизонов бежит через пампасы». Нет, куда это годится? Какие к дьяволу бизоны?! В пампасах-то. Этот А. Чехонте ещё бы про баобабы в джунглях Амазонки написал. Ведь даже первоклашки знают: бизоны водятся в прериях.
Эх, мало того что господин беллетрист с пампасами напутал, так он ещё и фамилию главному герою измыслил дурацкую – Чечевицын! Хорошо хоть не Похлебкин (чечевичную похлебку Гуляев на дух не переносил).
Да и с возрастом оказия приключилась. Этот самый Чечевицын, если, конечно, верить тексту рассказа – второклассник, а Гуляев на момент побега уже четвертый класс успел закончить. Четырнадцать лет – это вам всё-таки не двенадцать. Хотя… Перефразируя классическую пушкинскую строку о безграничной власти любви над временем, можно смело сказать: пути все возрасты покорны. Вон майнридовский Филипп Форстер – герой романа «Морской волчонок». Ему как раз исполнилось двенадцать, когда он отправился в опасное путешествие из Англии в Перу в трюме торгового корабля. И ничего – выжил. Вырос из волчонка морской волк. Матёрый такой волчище.
В общем, набрехал А. Чехонте с три короба. А что ещё прикажете ожидать от человека с такой чудаковатой фамилией? Чехонте. Будто чихнул кто. Знать, чухонец какой. Не иначе.
Интересно, а что за имя скрывается за таинственной литерой «А»? Не дай Бог «Александр». Ежели вдруг окажется, что автор злосчастного рассказа его тёзка, Сашка этого попросту не переживёт... Да нет. Вряд ли Александр. С такой-то фамилией. Небось какой-нибудь Акакий, или Автандил. На худой конец Ананий. Но никак не Александр. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
Сашка тяжело вздохнул. Через этого Акакия-Автандила-Анания Чехонте он теперь вынужден терпеть ежедневные насмешки Воблы. Да и приспешники увальня-купчика: Фролка Буянов, Володька Кусков, Алёшка Акундинов (эдакие рыбы-прилипалы при белой акуле) – не отстают от своего предводителя, знай, вопят на переменах хором: «Эй, Монтигомо! Эй, Перепелиный Ноготь!»
Перепелиный Ноготь. Это уже Прошкина самодеятельность. У Чехонте в рассказе – Ястребиный Коготь. Хоть отдалённо, но похоже на индейское имя. Хотя… Монтигомо. Откуда он только такое прозвище взял? Сашка все свои индейские романы перелопатил, но так и не сыскал подобного имени…
Сашка внутренне кипел, досадовал на Прошку.
Ну, Вобла, ну, гад! Ведь с него-то всё и началось. Именно он пару дней назад притащил в гимназию эту трижды клятую газету с рассказом Чехонте. Он первым обозвал Сашку Перепелиным Ногтем. Он вместе со своей шайкой не даёт Гуляеву прохода. Он вытащил на Божий свет прошлогоднюю историю с неудавшимся побегом, и ну мусолить её заново (ведь о том происшествии, почитай, все уже давно забыли).
Неспроста всё это! Знать, мстит Вобла Сашке за то, что тот не взял его тогда с собою в Индию. А ведь как просил, как просил. Разве что только на колени не становился. Всё канючил: «Ну, возьми меня с собой! Ну, возьми!» Но Сашка был непреклонен. У него всё было рассчитано до мелочей. Даже грузоподъёмность плота, на котором он собирался сплавляться вниз по Волге. И лишний пассажир – особенно такой тяжеленный как Вобла – предусмотрен не был.
Вот теперь Прошка и отыгрывается. Но какова выдержка! Или не выдержка – злопамятность? Ведь более полугода выжидал, вынашивал планы мести. Прямо поволжский граф Монте-Кристо, карася ему в штанину…