– Ма-ма, ку-шать, – по слогам, неуверенно еще произносит моя Си.
– Ну, давай покушаем, – улыбаюсь я ей. – Пойдем…
Малышкам надо больше двигаться. Они маленькие, поэтому клетка им кажется большой. Я помогаю своей Си побольше двигаться, и она улыбается. А вот соседка моя так и не встала. Когда пришли надзиратели, она все так же лежала, поэтому ее забрали, утянув за ногу. Наверное, она просто не смогла перенести разлуку со своей Хи-аш. Такое иногда бывает, и ничем тут не поможешь.
Малышка Си любит кататься по мне, она весело смеется, но я не даю надзирателям приблизиться к ней. Оскаливаюсь и предупреждаю их звуками, при этом они почему-то не приносят боль. Наверное, у надзирателей это новая игра, ведь они не могут иначе. Они мучают нас, играя с нами, и, когда приходит срок, просто убивают.
Спустя еще два таких срока я понимаю: надо учить малышку чтению и письму. Но тут звучит сообщение о казни. Как бы я не хотела, чтобы малышка видела это, но меня не спросят. На потолке проступают изображения тех, кого сегодня не станет. Это еще одна игра надзирателей. Сама казнь тоже будет на потолке показываться. Я закрываю глаза моей Си, не давая рассмотреть потолок, а сама бросаю взгляд вверх и застываю.
Слезы сами просятся наружу, но я держусь, ведь если Си увидит – испугается малышка моя. А я все смотрю на потолок, с которого на меня глядят полные муки глаза моей Хи-аш. Той, что дарила мне тепло, согревала мою душу и старалась отвести беду. Жуткие в своей жестокости надзиратели хотят уничтожить меня. Почти замученная – я же вижу – моя Хи-аш смотрит на меня с потолка. Если бы не малышка, я бы выла сейчас от внутренней боли, но при Си нельзя.
Я обнимаю свою маленькую, молясь холодному пространству, чтобы Хи-аш мучилась недолго. Прижав к себе тельце Си, я закрываю глаза, чтобы не видеть, как вытолкнут в равнодушный космос ту, что была для меня всем миром. Если я когда-нибудь смогу оказаться за блоком решеток, то сделаю все, чтобы уничтожить надзирателей.
В клетку врываются они, и приходит боль, но я молчу. Закрывая собой своего ребенка, я молчу, терпя эту боль. Тихо пищит от страха Си, вздрагивает от разрядов мое тело, но даже на грани сознания я защищаю ее. В этот миг надзиратели исчезают, позволяя мне перевести дух. Я все так же сижу в углу, закрывая собой свою Си, но боли не становится больше, а та, что есть – она пройдет.
Наверное, надзирателям не понравилось, что я не хочу смотреть на смерть своей Хи-аш. А может быть, им просто хотелось меня избить, ведь они звери. Дикие, не умеющие говорить и понимать звери. И хотя я в полной их власти, мою малышку буду защищать до последнего. Мою Си, мою… дочь? Да, инстинкт говорит мне, что нет никого ближе и важнее на свете, чем она, значит, я поступаю правильно.
– Не надо бояться, маленькая, – успокаиваю я малышку. – Все уже закончилось.
– Страшные очень… – признается она мне, показывая полную «активацию», как это называла моя Хи-аш, генетической памяти.
– Мама не даст в обиду, – улыбаюсь я ей, хотя хочется плакать.
Нельзя мне плакать, раз я «мама». Для маленькой Си плачущая мама будет катастрофой. Именно поэтому я держусь, оплакивая свою Хи-аш где-то внутри себя, куда никто не может заглянуть и где по-прежнему сидит маленькая Ша, отчаянно пугающаяся любого надзирателя или похожего на него существа.
Решение
Василий
Мама сегодня летит в экспедицию, а мы с Ладушкой – на практику. Первая самостоятельная практика у нас, потому что основной школьный цикл закончили. Впереди углубленный и специальный, так что шесть циклов еще у нас школа, не меньше, а вот сейчас обзорная практика – на звездном разведчике пойдем. Лада у меня эмпат сильный, а я интуит, это у меня от мамы. И вдвоем нам очень комфортно.
Мой дар меня ведет правильным путем, тем более что ошибиться сложно: наш корабль рядом с маминым стоит, ну и еще некоторое количество кораблей теснятся вокруг. Главная База Флота – огромная станция, на орбите Гармонии болтается, мама же идет на своем «Марсе» в сопровождении «Юпитера» – потому что мало ли что, вдруг десант понадобится? Несмотря на то, что экспедиция у нее необыкновенная, я за нее спокоен – не отпустили бы ее, если бы беду чувствовали.
– Наш орбитальный, – киваю я Ладе на отобус с яркой синей полосой.
– Точно, – улыбается она, прижимаясь ко мне. – Иногда боязно, но с тобой ничего не страшно.
Это моя хорошая еще иногда людей пугается, сильно ее в детстве напугали. Правда, деда обещает: все наладится и о плохом думать не надо. Ну, понадеемся, потому что, если нет, надо будет уже серьезно думать с докторами. Не должна Ладушка уже пугаться, но иногда накатывает на нее совершенно неожиданно, вот как сейчас. Я успокаиваю ее, проходя в отобус, и усаживаю любимую у окна.