Погрузили Рыжика. Седой приказывает лететь с ним мне. Еле-еле мы уселись в этом фанерном У-2. Раненый неудобно полулежал на заднем сиденье, а я рядом. Летчик сказал, что через несколько минут прилетит его товарищ. Ждем, пока не взлетаем. Прямо на нас — гул второго У-2. Седой немедленно дает две красные ракеты. Летчик быстро садится, а мы отрываемся от земли. Летим недолго. Никто не обстреливает. В одиннадцать вечера мы уже в Адлере. «Скорая помощь» стоит в ожидании нас. Забирают раненого Рыжика.
Неохота нам с Седым возвращаться в штаб. Задание сорвано, хотя и не по нашей вине. Я жалею, что не осталась там, в Семи Колодезях. Кажется, останься я там одна с рацией, могла бы кое-что сделать, разведать и засечь вражеские подземные батареи. Понимаю, что в один день и два их не обнаружить. Надо сидеть и ожидать, когда они начнут стрелять. В этот момент надо засечь их. Одной безопасней.
6
Не буду рассказывать, как мы жили в штабе. Через неделю мы, теперь уже группа в составе 23 человек, снова были направлены в тот же район. Старшим группы назначен пожилой майор. Он сам из Крыма, хорошо знает место предстоящих действий.
Радистами летим я и Женька Харин, очень толковый парень. Седой — помощник командира группы. Все же он неплохо вывел тогда нас на сборный пункт и неудачу в операции переживал больше всех. Хотя нас осталось, только трое, начальник штаба сказал: «Вы наладили связь, и сообщили координаты. Этим вы дали возможность лететь другой группе уже на знакомое место».
И вот такой же «дуглас» стоит на аэродроме. Только экипаж другой. Командир корабля — смелый партизанский летчик Кашута.
Глубокой ночью мы вылетаем с небольшого аэродрома.
Нас выбрасывают на костры. Приземляемся с боем. Еще в воздухе в нас стреляют трассирующими.
Дальше всех от костров приземлились мы, пять человек. Бой принимать нет смысла: только обнаружишь себя. Быстро уходим к уже знакомому месту встречи. Парашюты пока тащим за собой, но потом прячем в расщелинах. Нам понятно одно: костры перехватили фашисты. Каждый знает, что сборный опять у двух сосен, на том же выступе. Снова ведет нас Седой, и на этот раз мы первыми приходим на сборный. Осматриваем местность. Маяков никаких не оставлено. Значит, разведчики, с которыми мы летели в первый раз, не приходили. Мы почти до самого утра слышим перестрелку в месте высадки десанта.
Двое идут в разведку. Остаемся втроем. Развернув свой безотказный «Северок», я сообщаю в штаб обо всем, что случилось: «О Старике никаких известий, наша группа еще не подошла; послали разведку…»
Разведка все не возвращалась. На вторые сутки ночью услышали невдалеке частую перестрелку автоматов. Затем пулеметная стрекотня. Она длится минут двадцать, отдаваясь эхом в горах и лесу. В ночной тишине кажется, что стреляют совсем близко. Все насторожились. Прислушиваемся. Где-то невдалеке трещит сушняк и сыплются камни. Присмотревшись, мы видим: пригибаясь к земле, то ползком, то вперебежку передвигается человек. Это один из наших разведчиков, ушедших накануне на поиски остальных.
Немного отдохнув, он рассказал, что случилось там, за дорогой. Оказывается, они вдвоем нашли нашу группу. Уцелело двенадцать человек. Двое из них были ранены, но могли идти сами. В трех километрах в винограднике за дорогой группа снова наскочила на засаду. Лишь трое ушли от преследования. Он и двое тяжелораненых. Шли с километр. И вдруг один сорвался с невысокого выступа и полетел вниз. «Я полез, чтобы спасти его, но он был уже мертв, — продолжал разведчик. — Привалив его камнями, я пошел за другим, оставленным мной наверху. Но он тоже уже был мертв. Похоронив и второго, поспешил к вам. Надо немедленно уходить от сборного».
Так мы и поступили. Оставив скрытые маяки, мы направились к Семи Колодезям.
Ведет нас, четверых, Седой. У нас есть взрывчатка, мины, боеприпасы. На рассвете третьего дня мы выходим почти к самому морю, в район Семи Колодезей. Выбрав наблюдательный пункт, решаем во что бы то ни стало засечь расположение огневых точек и подземных батарей противника. С высоты нам видно, как по самому берегу проходят немецкие патрули. С автоматами на шее, гитлеровцы беспечно прохаживаются по гальке, можно их снять. Ребятам не терпится. Седой удерживает: «Нас и так мало. Мы этим только обнаружим себя».