Метод банкира был гениально прост: первые вкладчики аккуратно получили через год 55 процентов прибыли. Потрясенные возможностью столь легкого обогащения, они немедленно вложили эти средства обратно на свои счета в банк «Кастелли». За год оборот банка достиг пятисот миллионов долларов. Вкладывать в банк «Кастелли» спешили не только люди среднего достатка в Турции, но и их земляки, поехавшие зарабатывать на жизнь в Западную Германию.
— Я никогда не складываю все яйца в одну корзину, у меня их несколько, — любил поучать своих ближайших родственников Кастелли. — Если раздавят одну корзину, у меня останутся другие.
По поручению банкира его сын Дэха Эзден открыл в Западной Европе семь филиалов фирмы, в том числе и «Сивр С. А.» в Лозанне, на Рю де Валентин, 30, с основным капиталом в полмиллиона швейцарских франков.
Именно туда, в эти резервные «корзины», переводил турецкий банкир свой доход. «Кастелли-банк» заказал в ФРГ одну тонну чистого золота, а затем переслал слитки в Лозанну. Валюта и драгоценности растекались и по другим филиалам.
Когда банк «Кастелли» лопнул, его хозяин с женой уже были в Швейцарии, оставив в Турции, Западной Германии и. других странах долгов на 665 миллионов долларов…
В тот день Исмет Кючюк-оглу отправился в мюнхенский филиал банка «Кастелли», чтобы внести на свой счет очередные пятьсот марок, собранные за три месяца строжайшей экономии, недоедания, отказа от чашки кофе в любимом турецком ресторанчике, где он играл по вечерам с друзьями в нарды. У входа в банк толпилась кучка разъяренных земляков, выкрикивавших ругательства, угрозы и проклятия. Неподалеку два рослых полицейских спокойно наблюдали за взволнованной толпой. Молча раздвигая кричащих людей, Исмет с трудом протиснулся к входу в филиал. На стекле роскошных дверей висела надпись на немецком и турецком языках, извещавшая клиентов, что в связи с чрезвычайными обстоятельствами банк временно прекращает операции. Вклады не принимаются и не выдаются.
Ничего не сообразив, Исмет повернулся к хорошо одетому господину, и тот крикнул ему прямо в ухо: «Чего тут не понимать! Эта грязная свинья Кастелли всех нас обобрал до нитки. Говорят, он дал деру в Латинскую Америку. Вместе с нашими деньгами! Будь проклят этот Кастелли до своего десятого колена!»
Исмет не помнил, как добрался домой на Фазаненаллее. Здесь, в старом обшарпанном трехэтажном доме жили — по десять-пятнадцать человек в комнате — «гастарбайтеры», иностранные рабочие. Вот уже год жил здесь и Исмет. На родине, в деревушке вблизи Адана, он оставил жену и четырех детей. В Западную Германию Исмет приехал легально, с визой туриста, дававшей ему право на жительство в ФРГ в течение месяца. А потом он, как и многие другие подобные ему турки, португальцы, марокканцы, испанцы, ушел в «подполье», то есть не вернулся, как положено, домой, а остался в Западной Германии.
Горластому вербовщику, доставившему его вместе с другими земляками в ФРГ, он отдал половину своего первого заработка. Какой-то богач строил себе виллу на окраине Мюнхена, и подрядчик-строитель с удовольствием брал на временную работу таких, как Исмет, «незаконных рабочих», за них не надо было платить страховой и социальный налог, вносить часть дохода в пенсионный фонд. Да и сами «гастарбайтеры» готовы были работать за любую плату.
В казарме на Фазаненаллее Исмет поселился с помощью земляков — тоже нелегально. Хозяйка дома не сообщала о нем в полицию, зато брала с него за койку двести марок в месяц. И всё же Исмет умудрялся не только высылать семье немного денег, но и даже копить — его мечтой было купить старый «форд» или «фольксваген» и приехать домой на рождественские каникулы на собственной автомашине.
А потом его более опытный товарищ, каменщик по профессии, работавший у того же подрядчика на строительстве виллы, посоветовал ему вкладывать свои ежемесячные накопления в банк «Кастелли»
— Пятьдесят пять процентов дохода — это не шутка, — сказал каменщик. — Я вложил тысячу марок в этот банк, а через год получил пятьсот пятьдесят марок на проценты. Вот так умные люди делают деньги.
Исмет имел на счету уже две тысячи марок и подсчитывал будущую прибыль, когда произошла эта катастрофа.
В тот день он был не в состоянии выйти на строительство виллы, хотя подрядчик высчитывал за прогулы солидный штраф. А вечером к нему в казарму пришел его друг. Он был одет в хороший костюм, правда, старомодный, купленный на сезонной распродаже. Он не стал оправдываться перед Исметом за то, что когда-то дал ему «ценный совет», потому что сам потерял гораздо больше, но тут же в комнате Исмета поклялся разыскать «шакала Кастелли» и получить с того сполна украденные деньги. Соседи по комнате спали после тяжелого рабочего дня, не обращая внимания на его громкие проклятия.
Потом он неожиданно замолчал, а через минуту совершенно спокойным голосом предложил Исмету пойти с ним в кафе, чтобы поговорить с одним интересным человеком. Увидев сомнение на лице Исмета, каменщик добавил: «За кофе и за ужин плачу я».
Через минуту они вышли на улицу. У входа стоял «Мерседес-220». «Новенький», — машинально подумал Исмет. Друг подтолкнул его к машине. Задняя дверца открылась, и он покорно сел на мягкое сиденье. Человек за рулем в темных очках и черных кожаных перчатках повернулся к нему, кивнул и коротко представился: «Джакыр Гуссейн», — а потом, обращаясь к каменщику, произнес тоном приказа: «А ты садись рядом со мной». «Мерседес» резко взял с места. Сидевший сзади Исмет, немного пришедший в себя после утреннего потрясения, уныло размышлял о том, выполнит ли его друг обещание и накормит ли его ужином.
Джакыр уверенно вел машину. Чувствовалось, что он прекрасно знает Мюнхен. Промелькнули огни реклам Виммерринга, потом свернули на Максимилианштрассе и, не доезжая моста, ещё раз налево, в тихую улочку. На освещенной табличке Исмет успел прочитать: «Штернштрассе». Затем ещё один поворот — в какой-то глухой переулок. «Мерседес» остановился у большого темного здания. У входа над табличкой слабо горел фонарь. Пока они вытирали ноги о коврик, Исмет прочитал надпись на немецком и турецком: «Культурное объединение «Босфор».
В небольшом зале было пусто. Пахло прекрасным свежесваренным кофе. Исмет сглотнул слюну и огляделся. На стенах были развешаны турецкие национальные флаги, портрет какого-то пожилого господина — седого, с густыми черными бровями, плакаты на турецком языке: «Все турки — это одна армия», «Даже если прольется наша кровь, мы победим!», «Не скупись! Каждая марка — это пуля в голову коммунистов'»
В зал вбежал маленький юркий человек. Джакыр заказал сыр, вяленое мясо, баранью колбасу, салат и кофе. Заметив, как Исмет сглатывает слюну, он, еле улыбнувшись, сказал: «Теперь у тебя будет всё. О тебе позаботимся мы — «серые волки»!»
Главный резидент несколько дней переживал: в Лэнгли вызвали Эриксона, а не его. Однако на следующий день, после возвращения Джэкоба, Полгара в Вашингтон вызвал лично Кейси.
По возвращении в Бонн Полгар пригласил Эриксона к себе.
— Хочу вас поздравить, Джэкоб, — надеюсь, могу вас теперь называть по имени, — начал он, прихлебывая чай со сливками из тонкой японской чашки. — Наш директор весьма высокого мнения о вас. Он сразу же поддержал мою идею: назначить вас моим первым заместителем. За Джереми не волнуйтесь, — добавил Полгар, заметив удивленный взгляд Эриксона. — Его переводят в Латинскую Америку.